Во второй день я был занят в основном тем, что прятался - что несколько шло вразрез с профессией журналиста в частности и активной игрой в целом, но что поделать, если лезть на рожон не в логике персонажа. Как позже выяснилось, цетагандийцам, от которых я прятался в первую очередь, я особо и не был нужен (моя любимая ситуация, когда на тебя забивает твоя сюжетообразующая завязка, потому что у неё полно более важных дел).
Также второй день скрасили галлюцинации Я не отыгрывал совсем уж мощных приходов каждые полчаса, иначе получилось бы, что я играю только в это и ни во что больше, поэтому ограничился мелкими деталями, больше на обвм и "заметят-не заметят". Тем паче что в карточке говорилось, что галлюцинации не дезориентируют и жить не мешают, а просто расширяют восприятие и переживаются как естественное явление.
Тупо вырубился днём часа на три, потому что ночью спал мало и плохо (и, подозреваю, давление тоже постаралось). Зато потом играл всю ночь до утра.

Льюис Найт. Отчёт отперсонажный. День II - часть 1. (Ворнинг: невинный слэш, местами нецензурно.)Первым, кого я увидел наутро, был Филипп - в отличие от меня, отвратительно выспавшийся.
- Можешь не брать интервью у адмирала - я уже взял, - сообщил он. - Скажешь, что материал подготовили мы оба. Когда-нибудь напишешь что-нибудь за меня.
- Хорошо. Спасибо!
- А если у тебя будет время, я смогу рассказать о судьбе нашей общей знакомой.
- Было бы любопытно, - пробормотал я, вылезая из постели и открывая комм.
Граф Пьер писал, что может выяснить, кто из инопланетных гостей будет на дегустации. Я высказал свою признательность и пояснил, что по последним сведениям за мной охотятся два джексонианских дома. Не знаю, почему я его пугал всем этим, - я ведь мог с самого начала молчать о моих проблемах с делегациями. Должно быть, я хотел, чтобы он залёг на дно и не обнаруживал знакомства со мной. Или же я эгоистично нуждался в поддержке и совете единственного человека, которому мог открыться.
Я мог более не беспокоиться о встрече с адмиралом, но на мне оставался курсант Фрэнсис Гросс, один из тех, что вернулись из цетагандийского плена. Я зашёл в редакцию, чтобы уточнить, где его искать.
- Другие курсанты упоминали о девушке, которую они вынесли со станции перед взрывом, - сообщил шеф Бернард. - Спрашивай его с учётом этого.
Я отправился в направлении генштаба и вскоре увидел группу курсантов в зелёных мундирах, сидевших во дворе. Я свернул прямиком к ним.
- Могу я поговорить с мичманом Гроссом?
- А ты сегодня нарасхват, - хохотнули курсанты.
- Чем могу помочь? - Гросс встал мне навстречу.
- Льюис Найт, "Таймс", - я протянул ему руку. - Я бы хотел взять у вас интервью.
- О чём вы хотите узнать?
- Нам очень интересно, что с вами произошло.
- Произошло с какого момента?
- С момента обнаружения станции - и до настоящего момента.
- СБ запретило нам разглашать эту информацию.
Гросс был старшим из курсантов и, похоже, наименее разговорчивым - и наиболее осторожным.
- СБ всё равно читает всё, что мы публикуем, - слукавил я. - Поэтому не бойтесь разгласить что-нибудь лишнее - в таком случае оно просто не пойдёт в печать.
- Мы не имеем права ни с кем об этом разговаривать, - упорствовал Гросс.
- Тогда просто поделитесь личными впечатлениями, - я не сдавался тоже.
- Вы не будете против, если я всё-таки сначала уточню у СБ, о чём мне можно говорить? А что до личных впечатлений, то во время второго скачка, при возвращении со станции, я чувствовал себя хуже, чем при первом скачке. Тошнило и болела голова. Обычно при скачках мне не так плохо. Но вряд ли вам это интересно.
- Нет, это тоже важная информация. И, конечно, можно уточнить, хотя СБ в курсе, что мы готовим этот материал. Во сколько мы сможем встретиться?
- Давайте в одиннадцать.
- Идёт. Вы сможете найти меня в редакции.
Я понимал, что после визита Гросса в СБ никакого интервью мне уже не светит, но пока надежда ещё не умерла - я доложил шефу, что договорился на одиннадцать об интервью. Это могло избавить меня от тех мероприятий, от которых меня предостерегал Филипп. Я занялся подготовкой вопросов, а в комме уже было новое сообщение.
"На вашем месте, Льюис, я бы всё же искал защиты СБ Барраяра, - написал мне граф Пьер. - Эти инопланетники вас попросту убьют..."
"СБ сделает со мной то же самое, - ответил я. - Впрочем, разговор не для комма".
Отчасти я опасался, что коммы прослушиваются, отчасти - хотел говорить лично. Но до назначенного давеча графом времени оставалось ещё полдня. Я осмелился предложить встретиться между половиной десятого и одиннадцатью где-нибудь не на виду. Граф ответил, что в Лестничном тупике есть небольшое кафе, и мы договорились встретиться там в десять.
Меня, разумеется, задержали: когда вопросы для интервью были практически готовы, шеф сообщил, что мичман Гросс отказался давать какие бы то ни было комментарии.
- А СБ собирается ввести цензуру, - добавил шеф.
- Умный мальчик Гросс, - вздохнул я. - Сразу побежал в СБ.
- Для этого большого ума не надо.
Я нашёл графа у входа в кафе. Он курил и листал на комме схемы бумажных цветов.
- Удивительная вещь, - заметил он. - Достаточно всего лишь листа бумаги... Это что-то цетагандийское, верно?
- Да, это оригами. На Цетаганде считается высоким искусством.
- Вы в этом разбираетесь?
- Не то чтобы. Просто однажды видел выставку на Комарре. Это, конечно, очень красиво: без ножниц, без клея можно сложить, например, зайца. Или слона. Или цветок, или звезду, или шар... всё, что угодно.
- Посмотрите, есть ли там места, - сказал граф. - Я докурю и приду.
Я заглянул в кафе. Там было всего двое посетителей, они сидели за столиком и говорили о чём-то своём. Но едва ли мы нашли бы место более уединённое. Я выбрал столик у окна, как можно дальше от входа, и заказал нам чаю. Граф вскоре вошёл и сел рядом.
- Хороший цетагандийский чай, - заметил я. - С лепестками сакуры.
- Предпочитаю барраярский.
- Я тоже. Прошу прощения за опоздание, - извинился я. - Зато я больше никуда не тороплюсь: интервью сорвалось. Курсанту запретила говорить с нами СБ. Впрочем, её можно понять: сейчас напряжённая ситуация из-за этой станции...
- Умение понять СБ - ценное качество для Барраяра, - заметил граф. - Но я хочу, чтобы вы запомнили следующее... если меня обвинят в убийстве, я надеюсь узнать, что вы этому не поверите.
- В убийстве? Вас? - я не удержался от смеха. - Но это же бред.
- И тем не менее. Если вы услышите, как кто-то об этом говорит, или если меня будут судить...
- Я достаточно хорошо вас знаю и ни за что не поверю, даже если об этом скажет сам император.
- На Барраяре император - это закон.
- Я знаю. Но император - тоже человек. И тоже ошибается. Я могу чем-то помочь? Написать об этом, поговорить с кем-нибудь, найти настоящего убийцу?
Если речь шла о недавнем убийстве Эжени Форбреттен, произошедшем в столичном парке, то всё усложнялось. Её дядя Андре подал в отставку вслед за сокращением Герберта из муниципальной стражи, но они оба, устроившись в "Таймс", продолжали работать над этим делом - и пока безуспешно. На каком основании кто-то мог подозревать Пьера? Когда мы с ним гуляли в этом парке, он, конечно, вспоминал тот случай и сетовал на то, что такое красивое место было испорчено преступлением. Будь я любителем детективных романов, я бы подумал, что маньяки склонны возвращаться на место убийства, но... Да, граф был чудаком. Но не психом.
- Не думаю, что вы сможете помочь. И мы хотели говорить не об этом.
- После ваших проблем мне даже как-то неловко делиться своими.
- Вы хотели рассказать, почему за вами охотятся джексонианцы.
- Видите ли, гены Марты... и мои гены представляют для Цетаганды большую ценность. И за них наверняка дают немалые деньги. Поэтому за мной охотятся сразу несколько исполнителей.
Мне не хотелось говорить о том, что я работал на Дом Кордона. Я боялся, что слишком много открытий спугнут графа.
- Но я по-прежнему не понимаю, почему вы не хотите обратиться в СБ. Она вас защитит.
- СБ за меня не вступится. У меня нет прав на гражданство Барраяра.
- Но почему?
- На Барраяре, в отличие от Беты, только люди имеют право на гражданство.
- Вы человек.
- С правовой точки зрения я - собственность.
- На Барраяре запрещено рабство. Объясните. Вы что-то не договариваете.
Что ж, вот мы и подошли к самому трудному. Но незнание в такие моменты пугает больше, чем знание. Иначе, того и гляди, граф примет меня за комаррского террориста.
Несколько мгновений я смотрел на то, как он аккуратно складывает чёрный лист бумаги, сверяясь с экраном комма.
- Я... тоже что-то вроде оригами. Чистый лист, который сложили в нужную форму, придали желаемые свойства.
- Это слишком сложная метафора.
- Я - генетический конструкт.
- То есть, мутант? - граф отодвинулся.
- Это не заразно, - я невесело усмехнулся.
- Я понимаю. Но здесь, на Барраяре, свои предубеждения.
- Видят предки, я очень хотел быть Льюисом Найтом. Простым человеком с Комарры, без каких-либо способностей, который после личной трагедии перебрался на Барраяр начать новую жизнь. Но так вышло, что прошлое вновь настигает меня и напоминает, кто я такой. Вещь, произведение искусства...
- Генетические конструкты обычно выглядят... странно. А вы выглядите совсем как человек.
- Некоторые - да. По желанию клиента их сделают хоть с четырьмя руками, хоть фиолетовыми в крапинку. Им придают внешние особенности - и некоторые физические, вроде выносливости. Моя особенность исключительно внутренняя. Я телепат.
- То есть, вы читаете мысли?
- Не постоянно - иначе я сошёл бы с ума от шума. Только под воздействием определённого вещества.
Граф, казалось, был поглощён своим оригами. В его руках появлялся бутон с острыми лепестками.
- Это будет тюльпан, - пояснил он.
- Чёрные тюльпаны очень красивы.
- Да. Вы можете постоять за себя?
- При необходимости я могу защищаться - и обнаружить себя... Могу договариваться. Могу просто исчезнуть.
- Мне кажется, исчезнуть - лучший выход для вас. Почему вы им не воспользуетесь?
- Если бы я хотел сбежать, я бы сделал это ещё вчера. Я всю жизнь только и делал, что бежал, потому что мне нечего было терять. Но сейчас я не хочу потерять всё то, что подарил мне Барраяр, и вернуться к исходному состоянию. Не хочу потерять себя. Потерять вас.
- Меня? Я не понимаю.
- Может быть, я впервые в жизни привязался к другому человеку.
- А как же ваша девушка?
- С Джей было... иначе. Она была частью меня. Лучшей частью.
- Да, я понимаю, как это. Со мной было то же самое. Я воспринимал Луи как часть себя... иногда я вовсе не осознаю, где заканчиваюсь я и начинается остальной мир. Я болен... я боюсь не справиться.
Он машинально сложил из бутона чёрного журавлика с высоким хвостом. Я осторожно прикоснулся к голове хрупкой бумажной птицы и так же осторожно, как бы случайно, - к державшим её пальцам графа. Он не убирал руку, и только когда кто-то проходил мимо дверей кафе, мы оба прерывали контакт.
- Вы справитесь. Мы справимся. Что нужно сделать?
- Нужно продвинуть законопроект о репродукции. Сейчас я не могу создать нашего с Луи ребёнка на Барраяре.
- А если не получится на Барраяре... Не хотите ли вы попробовать на Бете? - решился предложить я. - Бета может стать шансом для вас. И для нас обоих.
- И ребёнок не будет мутантом?
- Конечно же, нет. Напротив - все генетические пороки будут скорректированы.
- Тогда нужно будет выбить опекунство для Донны. - граф, казалось, впервые обратил внимание на журавлика в своих руках. - Хотел сделать цветок, а получилась птица... что пошло не так?
- Так нередко случается с цветами, - улыбнулся я. - Чем можно помочь этому законопроекту? Я могу написать о нём, чтобы привлечь к нему внимание.
- Написать нужно до третьей сессии Совета графов. Лучше всего поговорить об этом с женой министра Венна. Она помогала ему готовить законопроект и многое о нём знает.
- В таком случае я сейчас же найду её и договорюсь об интервью.
- Только не говорите, что вы от меня.
- Само собой. Я журналист, у меня могут быть свои каналы.
Мы расстались, пожелав друг другу удачи. Я был бесконечно благодарен графу за то, что он не сбежал сразу же, как только услышал, что я генконструкт. И мне казалось, что он даже воспрял духом, когда заговорил о законопроекте. Конечно, в моих интересах было утащить его на Бету, то есть - чтобы закон провалился. Но о своих интересах я тогда не думал.
Я нашёл Ирину Венн, дочь министра, на качелях во дворе Университета. Насколько я знал от других прогрессивных женщин, окружавших меня в редакции, Ирина поддерживала свою мачеху во всём, что касалось прав женщин, и решил, что её мнение также не будет лишним. Да, журналисты должны быть беспристрастны и не должны лоббировать ту или иную сторону. Но формально я и не высказывал своего мнения, я всего лишь пользовался предложенным инфоповодом. А о том, что я помогал Пьеру, никто не узнает.
- Миледи Венн? Я хотел бы договориться с вами об интервью. Льюис Найт, "Таймс".
- Присаживайтесь. Что вы хотите узнать?
- Я хочу поговорить о законе о репродукции. Мне рекомендовали вас как заинтересованного человека.
- Да, вы по адресу. Моя мать умерла от сердечного приступа, - начала она издалека. Я слушал, и мы тихонько покачивались на качелях. - Ей не успели оказать помощь. Если бы не требовалось получить согласие её мужа, её бы могли спасти.
- Каждый имеет право на своевременную медицинскую помощь, - ответил я, не совсем понимая, причём тут закон о репродукции. - Это базовое право человека.
- Да, но не на Барраяре. Скажем, у меня болит голова, и я хочу обратиться в клинику, но мой муж на космической станции. Конечно, можно сказать, что я могу получить разрешение отца или брата. Но на это уходит немало времени, а зачастую каждая минута становится решающей.
Я кивнул. Чёрт побери, о каком репродуктивном праве на Барраяре может идти речь, если на этой планете женщина до сих пор является собственностью мужчин, которые распоряжаются её жизнью и смертью?..
- Я считаю, что женщина должна иметь право обратиться к врачу, и иметь право завести ребёнка, - продолжала леди Ирина.
Тут к нам и подошла её мачеха, в прошлом Лотта Форволк. Поговаривали, что после аварии она не могла рожать детей и потому была особенно заинтересована в развитии репродуктивного права. Они с Ириной смотрелись подругами-ровесницами, хотя форская выправка и сдержанность отличали Лотту от более непосредственной и улыбчивой Ирины.
- Мама, это мистер Найт из газеты. Он хочет взять у меня интервью о законопроекте. Думаю, ты тоже могла бы присоединиться. Это ведь возможно, мистер Найт?
- Это было бы замечательно, - заверил я.
Мы договорились о времени, обменялись взаимными благодарностями, и я поспешил в редакцию - сообщить шефу о том, что буду занят на интервью.
- А как поживает интервью с джексонианцами?
- Все вопросы к Филиппу, - перевёл стрелки я. - Он сводит собранные нами материалы.
- Вы поговорили с бароном Арква?
- Мы поговорили с наёмниками. В конце концов, именно они там были и всё видели, пока барон сидел у себя на станции. Да и сейчас он слишком занят.
Подоспел я как раз к летучке. Важнее всего мне было узнать, на которой сессии Совета графов - второй, вечером того же дня, или всё же третьей, на следующее утро - будет обсуждаться законопроект о репродукции. Журналисты не имели право задерживать материалы намеренно, но от этого зависело, придётся ли мне поторопиться и опубликовать интервью до двух часов дня, пока оно не потеряло актуальность, или же не спешить и опубликовать его после.
Филиппа на летучке не было. Ему написали, и он ответил, что он в СБ и не сможет прийти.
- Спроси, его задержали или он там по делу? - уточнил шеф.
- Надеюсь, что второе, - нервно хохотнул я.
Оставалась надежда, что если Филипп задержан, то за компанию с остальными греками. Обстановка на Карианском полуострове вновь накалялась, и интерес СБ к семейству Фордракисов, самому влиятельному в диаспоре, был вполне понятен.
После летучки, стараясь задавить тревожность, я ушёл на жилую половину редакции - готовить вопросы к интервью.
"Это всё очень странно и страшно, - написал граф Пьер. - Но я не жалею".
Некоторое время спустя вошёл Филипп.
- Как твои дела?
- Буду говорить с императором Грегором. Филипп Фордракис был его лучшим другом.
Эрик выдавал себя - и вполне успешно - за младшего сына Мудоса Фордракиса, сбежавшего из дома и считавшегося погибшим. Но с его "возвращения" прошло почти два года.
- Это он только сейчас спохватился?
- Проблема в том, что СБ хочет при этом присутствовать и назначила встречу мне и Филиппу одновременно.
- Так, погоди, я теряю нить. У вас что, объявился второй Филипп?
- Ты будешь смеяться: он вернулся с Джексона.
- Обхохочешься, - мрачно констатировал я.
- Неплохо мы с ним поменялись местами... но не волнуйся. Я намерен ещё долго оставаться Филиппом Фордракисом.
- Хорошо. Я пока займусь подготовкой интервью о репродуктивном законе.
- Я уже брал о нём с утра интервью у Хельги Саммерс.
- Ещё одно мнение не помешает.
"Рафаэль из эскобарской делегации, - написал граф. - Что вы о нём знаете?"
Я не знал о нём ничего, поскольку продолжал обходить посольские дома за два квартала.
"Донна говорит, что он может помочь мне с отлётом на Эскобар с репликатором".
Что ж, теперь я знал, что Донна была в курсе если не завещания как такового, то по крайней мере намерения графа завести ребёнка.
"Можем поговорить с ним, - ответил я. - Я бы ещё поговорил с Блейзом насчёт Беты".
Блейз был сыном бетанского посла, моим другом, и частенько заходил к нам в редакцию, когда позволяла практика в госпитале.
Я дождался прекрасных дам Венн, которые сами пришли в редакцию. Мы сели на веранде. Я задал только один вопрос, а последующих уже не потребовалось: они предпочитали формат монолога диалогу и говорили по очереди, дополняя друг друга, так что мне оставалось только записывать. Леди Лотта подготовилась особенно тщательно - перед ней лежала тетрадка с записями. И чем дольше я слушал, тем больше понимал, что закон обречён на провал. Если в нём в самом деле упоминались клонирование и генконструирование, то барраярцы никогда за такое не проголосуют. Более того - я сам выступил бы против создания клонов и генконструктов.
- ...Это может привести к появлению детей у однополых пар, детей от уже умерших супругов, - перечисляла леди Лотта недостатки формулировок законопроекта.
- Но это же не имеет отношения к клонированию, - не выдержал я.
- Простите, что?
- Что плохого в том, чтобы сохранить генетический материал покойного супруга и получить с его помощью ребёнка? Это ведь не является клонированием.
Мне очень хотелось, чтобы они сказали что-нибудь о том, что одинокие родители тоже имеют право завести ребёнка, прибегнув к донорству генматериала. Очень хотелось добавить это от себя - но на это уже я права не имел. Госпожи Венн говорили исключительно о праве традиционных супружеских пар иметь здоровых детей, без генетических отклонений. И их слова о том, что генетические вмешательства не по медицинским показаниям должны быть запрещены, не оставляли никаких лазеек для того, что было нужно Пьеру. Я чувствовал себя так, словно подвёл его. Его прогрессивные дамы оказались слишком консервативными. Но одна надежда в их словах была: они призывали разработать новый законопроект, сохранив в нём положительные пункты предыдущего.
Сердечно попрощавшись с дамами, я поспешил редактировать интервью и писать Пьеру одновременно. Я сообщил ему, что в нынешнем виде закон слишком радикален и не пройдёт. Обиднее всего было то, что его как будто нарочно создали таким, чтобы отпугнуть барраярцев от любых репродуктивных инициатив.
"Беда в том, что без генконструирования он для меня не имеет смысла", - ответил граф.
Я объяснил, что генконструирование и реконструкция - разные вещи. Конструирование предполагает изменение генов так, чтобы желающий мог получить ребёнка с крылышками. А графу нужна была реконструкция яйцеклетки с его или Луи генетическим материалом - или использование для тех же целей "пустой" донорской яйцеклетки.
Барраярцы ничего не смыслили в генной инженерии, и это очень мешало. Но это же могло помочь пропихнуть генную реконструкцию для создания детей одиноким родителям под тем же соусом, под которым подавалась возможность исправлять генетические отклонения. Барраярцы уже были не против создания донорских органов и не против генетического вмешательства - оставалось это объединить, не упоминая однополые пары. Я был готов хоть собственными руками составить к утру новый законопроект, сев рядом с Хельгой Саммерс для консультации в формулировках...
...Но на Барраяре запрещалось вносить поправки накануне голосования в законопроект, с которым графы уже ознакомились. Выдвинуть новый проект можно будет только к следующему заседанию Совета. А это будет нескоро... для меня - возможно, уже слишком поздно.
Я назвал статью "Не выплеснуть с водой ребёнка", поскольку дамы упирали на то, что из-за спорных пунктов о клонировании Барраяр рисковал отказаться и от по-настоящему важных перемен. Я не удержался и резюмировал текст словами о том, что в пересмотренный законопроект должны будут войти необходимые положения: право на реконструкцию донорского биоматериала и генетическую коррекцию врождённых пороков. Больше ничего я не мог сделать.
Едва я успел закончить материал, как шеф позвал меня отредактировать интервью Дианы с вице-королём Комарры Джеральдом Форсмитом. Корпел я над ним минут двадцать, согласуя несогласованное, выпиливая жаргонизмы и повторы, - и в это время начал замечать, что слышу голоса, некоторые из которых были знакомыми. Не в голове и не в ушах, а вокруг, как я обычно слышал мысли окружающих людей, прежде чем сфокусироваться на ком-то одном. В этом фоновом шуме сложно было что-то разобрать, и если поначалу он мешал слышать коллег, то вскоре я научился на него не отвлекаться.
Коллеги говорили о начавшейся эпидемии - я поневоле вспомнил слова курсанта Гросса о плохом самочувствии. Курсанты даже не проходили карантин по возвращении из плена. Но где я мог заразиться? Я ведь даже не пожимал Гроссу руку...
Делегировав Герберту править в статье Дианы вёрстку, я ушёл к себе. Обострившееся телепатическое восприятие сопровождалось чем-то вроде галлюцинаций, хотя я не мог сказать, что видел то, чего нет. Я слышал цвета и видел звуки - словно моё сознание открыло ещё один канал. Это казалось естественным и не дезориентировало; в определённом смысле это было даже захватывающе. Но я не мог просто сидеть затворником и наслаждаться новыми гранями мира вокруг - нужно было обратиться в госпиталь. Дождавшись окончания приступа, я написал коллегам и отправился туда.
- О, и ты? Добро пожаловать, - поприветствовал меня Блейз. - Галлюцинации?
- Ага.
- Сейчас мы поставим вам биоблокаду и дадим вам транквилизатор, - деловито сообщил главврач Эммет Форбраун, лавируя между койками, на которых расположилось ещё несколько пострадавших.
- А можно без транквилизатора? - попросил я. - Я иногда нетипично реагирую на препараты. Не хотелось бы рисковать.
- Без транквилизатора возможны болевые ощущения, - предупредил Блейз.
- Ничего, я потерплю.
- Хорошо, тогда сэкономим его для тех, кому он нужнее, - легко согласился Блейз.
- Какого рода галлюцинации? Слуховые, визуальные? - спросил доктор Форбраун.
- И те, и другие.
- Вы прямо сейчас их видите?
- Прямо сейчас - нет.
- Жаль. Можно было бы сравнить...
Форбраун велел мне закатать рукав и поставил на сгибе правого локтя нечто вроде маленького чипа.
- Нужно взять твою кровь на анализ, - добавил Блейз.
Логичных причин отказываться у меня не было - пришлось снова подставить руку. Форбраун забрал кровь прямо сквозь чип - это было довольно неприятно.
- Теперь я могу идти? Я не заразен?
- Да, можно идти. Но в случае ухудшения - возвращайтесь к нам.
Пробирка с моей кровью перекочевала к Блейзу. Когда Форбраун остался позади и потерял ко мне интерес, я сказал Блейзу:
- На самом деле, я как раз хотел с тобой поговорить. Но понимаю, что тебе сейчас не до того.
- А я как раз собирался поесть. Пока я буду есть, я смогу тебя выслушать.
Я огляделся. Хотелось бы говорить приватно, но выбирать не приходилось. К счастью, в госпитале все были слишком заняты эпидемией.
- Видишь ли, мне с ещё одним человеком нужно вылететь на Бету. И воспользоваться услугами репродуктивного центра.
- А почему бы не обратиться в репродуктивный центр Барраяра?
- На Барраяре это в настоящее время запрещено.
- Так, кажется, я понимаю.
Хорошо иметь дело с бетанцами. Хоть я и не стал вдаваться в подробности и он всё понял немного иначе. Но мысль о том, что у нас с Пьером мог бы быть общий ребёнок, показалась мне неожиданно греющей.
- Я бы посоветовал вам двойное гражданство, - сказал Блейз. - Иначе ребёнка не признают на Барраяре.
- Спасибо. Мы подумаем об этом.
На двойное гражданство Пьер никогда не согласится. Да ему и могут не позволить этого как графу. Но именно поэтому он упоминал об опекунстве.
- Вы можете в любой момент поговорить с моим отцом - или попросить меня представить вас ему.
- Спасибо тебе, - искренне поблагодарил я.
- А как дела у Филиппа? Я что-то давно его не видел.
- Он занят по уши с остальными греками. Их ведь теперь двое Филиппов, как и Майлзов.
- Вот как. Ясно, спасибо.
- Ну, я вернусь в редакцию, пока меня не хватились. Успокою коллег.
Я вошёл в редакцию в приподнятом настроении - правда, я не мог в точности утверждать, что меня порадовало больше: избавление от галлюцинаций или сами галлюцинации.
- У меня две хорошие новости: я не умираю и я не заразный.
- Точно?..
- Абсолютно. Мне поставили биоблокаду. Репортаж изнутри галлюцинаций - наверное, не то, что нужно нашим читателям, да?..
- Это точно. Они и так напуганы.
Я взглянул на расписание мероприятий. До дегустации вин у Донны Форратьер оставалось всего ничего.
- Шеф, - проникновенно предложил я. - Пойдёмте пить.
- Я не успеваю, - ответила мне напряжённая спина Бернарда перед монитором. - Идите и извинитесь за меня перед леди Донной.
Я постучался в особняк Форратьеров, и меня направили в то самое кафе в Лестничном тупике. Подготовка к дегустации шла полным ходом, и я вызвался помочь с бутербродами. Галлюцинации вернулись - примерно через полчаса после первого приступа. Благодаря ним намазывание сыра на хлеб приобрело дополнительные оттенки наслаждения, а прозрачные лиловые бокалы, которые кто-то выстроил в идеально ровный ряд, звучали как симфония, от которой сложно было оторваться. Я занял место за столом; из-за волн голосов и цветов я едва узнавал тех, кто приходил на дегустацию, - но Пьера не было. Цетагандийцев или джексонианцев - тоже. Диана оставила на столе диктофон и убежала, но я сомневался, что она услышит на записи что-то кроме какофонии.
Во главе стола восседал доктор Форбраун, нынешний фаворит леди Донны, которая около года назад полюбовно развелась с Бернардом. В тот же день у Форбрауна была лекция "О феномене человека", и он явно задался целью её повторить для всех, кто имел счастье её пропустить. Сперва он зацепился за эскобарца Рафаэля Карвальо, которого леди Донна пригласила на почётную роль сомелье, и заговорил с ним о пятимерном пространстве, через которое осуществлялись ПВ-скачки. По его словам, в эпидемии он видел "чью-то руку, человеческую или нет", проводящую селекцию "сверх-скачковых пилотов", не нуждающихся в имплантах, - следующей ступени человеческой эволюции. Я терпеть не мог евгенистов, но здравое зерно в его словах было: то, что я испытывал, действительно было похоже на то, как описывали свои ощущения скачковые пилоты.
Затем на дегустацию ввалился Мудос Фордракис - как всегда, говорил о том, что вино краденое, потому что выросло на греческой земле. Как по мне, так вино принадлежит тем, кто его создал, а не тем, кто вырастил сырьё, - как картина принадлежала художнику, а не продавцу красок. Но я слишком наслаждался вином, чтобы вступать в дискуссии, а Форбраун и Мудос вскоре слились в экстазе взаимного словоблудия.
- Я знаю только одно решение вашей проблемы, - заявил Форбраун где-то на третьем бокале и положил на стол игольник.
- Вы предлагаете ему убиться?.. - изумился я.
- Сразу видно, за кого вы голосовали, - откликнулся Фордракис. - Не дождётесь!
- Я ни за кого не голосовал, я интерпретирую. Что это значит? Русскую рулетку?
- Вооружённое сопротивление, - пояснил Форбраун.
- К белому вину принято подавать подстрекательство к бунту? - уточнил я.
Я мог бы написать об этом, но решил, что хрен этим клоунам, а не дешёвая популярность, которой они и добивались любой ценой. Я напишу о вине, потому что только оно было этого достойно. У каждого сорта было оригинальное название и описание, написанное Донной, а Карвальо рассказывал о ближайших аналогах этих сортов в истории виноделия старой Земли.
- Вопрос в том, кому принадлежит земля: народу, форам или императору, - токовал Форбраун.
- Земля принадлежит форам, - с уверенностью отвечал Мудос.
- В таком случае вы сами себе противоречите, и земля никак не может принадлежать греческому народу.
В чём я был с ним согласен, так это в том, что народ на Барраяре был один - барраярский. И никто - ни русские, ни французы, ни греки - не имел исключительных прав.
- Я не употребляю глупости, - отказался Мудос, когда ему хотели налить очередное вино.
Это было уже слишком. Пользоваться гостеприимством Форратьеров в частности и всеми обязанностями графа в целом, хаять и всё равно продолжать пользоваться - в высшей степени свинство.
- Вы их производите? - вежливо спросил я.
Повисла долгая пауза. Замолчали даже Мудос и Форбраун. Ну вот, я нахамил греческому патриарху, достижение разблокировано. Впрочем, я присутствовал не как журналист, а как частное лицо.
- А вы кто вообще такой? - поинтересовался Мудос.
- Льюис Найт.
- А, не фор, - отмахнулся он.
- И даже не совсем барраярец. Я с Комарры.
И почему мне, не коренному барраярцу, было за него стыдно?..
- Вот и засуньте свой язык в Комарру.
- Если бы я оставил язык на Комарре, мне нечем было бы работать, - вино придавало мне благодушия. - Кто бы в таком случае о вас написал?
- Он сам с этим прекрасно справляется, - заметил кто-то.
Прекрасной идеей оказалось закусывать вино листиками свежей мяты - она прекрасно оттеняла букет вкусов - и съедать между бокалами кусочек белого хлеба, чей нейтральный вкус позволял переключиться с предыдущего вина на следующее. Когда Форбраун и Фордракис удалились на веранду продолжать свои политические дискуссии, стало совсем хорошо - тихо и свободно. Я попробовал все семь сортов вин, а напоследок выпил ещё немного "Риска", в которое положительно влюбился. Леди Донна говорила, что в названии каждого вина зашифровано имя человека, оставившего важный след в её судьбе. "Риск" - это Ришар, или?..
После дегустации я не стал засиживаться: мне хотелось поскорее передать свои впечатления на бумаге, пока я не забыл названия и вкусовые особенности вин. Я пришёл в редакцию, открыл комм, и в нём уже было сообщение от графа Пьера: "Очень надо поговорить".
Такое точно нельзя было откладывать.
"Поговорить - хоть сейчас. Где?" - "Хоть у меня".
Я пришёл в особняк. Пьер был там один. Он сидел на краю кровати, опустив голову.
- С вами всё в порядке?
- Меня нет. Я не знаю, кто я.
Я присел перед ним на корточки, взял его ладони в свои, пытаясь поймать его блуждающий взгляд.
- Вы есть. Вы - Пьер Форратьер.
- Нет. Это не я. Нет никакого Пьера Форратьера. Черви... всё сожрут черви... червивые яблоки...
- Эй. Взгляните на меня. Вы есть. Я говорю с вами. И я хорошо вас знаю.
- Меня нет. Доктор сказал, что я не сын своего отца. Я не Форратьер.
У него явно был приступ, но его слова можно было понять. Нужно было быть фором, чтобы так расстроиться из-за риска оказаться внебрачным сыном...
- Какой доктор? С чего он это взял? Кем бы вы ни были, вы живы, и это главное.
- Тот парень с косичками в госпитале. Я испугался эпидемии, пришёл сдать кровь...
- Блейз? Он хороший парень. Он не хотел вас обидеть, он, наверное, просто ошибся... или вы его не так поняли.
- Вот, взгляните, - Пьер протянул мне бланк генетического сканирования, заполненный неразборчивым медицинским почерком. Согласно бланку, Пьер был барраярцем, и более никаких подробностей не сообщалось; чтобы сделать такие выводы, о каких говорил Пьер, нужно было бы сравнить его генокод с генокодами его родителей.
- Я ничего в этом не смыслю, - признался я. - Но здесь явно нет ничего такого.
- Я не знаю, кто я. Меня нет. Позовите доктора Юджина... - он снова начал терять внимание.
- Сейчас позову. Будьте здесь и никуда не уходите.
Я много бегал в своей жизни, но редко бегал так же быстро. Спустя считанные минуты я ворвался в госпиталь.
- Здесь есть доктор Юджин? Он срочно нужен графу Форратьеру.
- Юджин Фортала? - переспросил Блейз. - Он вышел, но должен быть неподалёку.
Мы вышли на крыльцо. Блейз посмотрел в сторону беседки во дворе.
- А вот, кажется, и он. С розовыми волосами.
- Спасибо!
Насколько я слышал, доктор Фортала учился на Бете. Это говорило в пользу того, что я мог доверить ему консультировать Пьера.
- Доктор Юджин? Вы нужны графу Форратьеру. Пьеру Форратьеру, прямо сейчас. Он у себя.
- Хорошо, одну минуту.
- Поспешите, пожалуйста. Ему плохо. Вы знаете, где особняк? Я пойду вперёд.
Я побежал обратно, боясь надолго оставить графа одного. Юджин Фортала подоспел почти сразу после меня.
- Что с вами?
- Меня нет, - пожаловался Пьер.
- Как давно вы это чувствуете?
- Другой доктор... он сказал, что я не Форратьер.
- Вот, посмотрите, - я протянул Фортале бланк.
- Я не вижу никаких оснований так думать, - заключил он. - Вы совершенно точно Форратьер.
- Вот видите? - подтвердил я. - Просто вы с Блейзом друг друга не поняли.
- Раньше с вами такое случалось?
- Да. Когда умерла мама... и когда Луи...
Пьер открыл какую-то папку. Юджин изучил документы - по всей видимости, медицинские заключения.
- Если бы я был доктором Форбрауном, я бы дал вам транквилизатор. Но вам это не нужно. Я просто посоветую вам отдохнуть.
- Вы просто устали, - я обнимал Пьера, совершенно вымотанного и обмякшего. - Столько всего навалилось, а вы не железный.
- Побудьте с ним, хорошо? - доктор Юджин встал.
- Конечно. Спасибо вам большое.
Он оставил о себе самое приятное впечатление: внимательный, понимающий, он сумел не только не напугать Пьера ещё больше, но даже успокоил его.
Некоторое время спустя вошла леди Донна.
- Что происходит?
- Графу было нехорошо. Теперь уже всё в порядке.
- Пьер, ты должен обратиться к доктору Форбрауну.
- Он мне не нравится, - запротестовал Пьер.
- На дегустации он нёс всякий бред, - согласился я. - Подстрекал греков к бунту...
- Когда я приходил к нему, он меня выгнал. Сказал, что у меня просто ипохондрия.
- Это крайне непрофессионально с его стороны, - признал я.
- Может, потому, что от ипохондрии нет лекарства? - сказала леди Донна и вышла.
Я понимал: она хотела, чтобы её брат лечился у её доктора. Но Пьеру и Форбрауну - я никак не мог запомнить его фамилию и называл его просто Фордоктором - лучше было не встречаться.
- Скажите мне, кому можно доверять в госпитале, - взглянул на меня Пьер.
- В принципе, всем, кроме этого Форбрауна. Он мне тоже не понравился.
- А где документы?..
Я взялся за папку - она была пуста. Документы, которые граф показывал Юджину, исчезли. Их забрала леди Донна?.. Не стоило мне упускать их из виду. Я так и не понял, была ли Донна нашей союзницей или противницей: порой можно навредить и из благих побуждений.
- Они найдутся. Блейз может представить нас своему отцу, бетанскому послу. Давайте поговорим с ним.
- Да. Хорошо. Документы у вас?
- Они в порядке. Договоримся с бетанцами, заберём генматериал и отправимся.
- Нужно сделать Донну голосом графа... то, что с ней сделал Ришар... с ней нельзя так поступать... А если вас найдут? Если вас поймают раньше?
- Меня не поймают. На дегустации не было джексонианцев.
В дверь постучали. Это были служащие СБ, искавшие Байерли Форратьера. Не обнаружив такового, они извинились и ушли.
- Ришар... он на самом деле хороший, просто не понимает... - графу, похоже, нужно было выговориться, и семейные тайны сыпались на меня как из рога изобилия. - Он подсматривал за мной... когда я переодевался в женскую одежду...
- Людям бывает сложно понять некоторые вещи, - примирительно заметил я.
- Сделать Донну голосом графа... забрать документы... бараны на колёсах... нет! Бараны не нужны! Поговорить с бетанцами...
- Всё так. Вы всё правильно решили. Я сейчас же поговорю с Блейзом, а вам пока стоит прилечь.
Прежде чем идти в госпиталь, я завернул домой, к своему комму. Нужно было как-то объяснить редакции, почему я весь день пропадал по личным делам, и предупредить о своём - как мне тогда казалось, скором - исчезновении. Я не придумал ничего лучше, кроме как написать, что меня затаскали по обследованиям, и по медицинским показаниям мне придётся ненадолго смотаться на Бету. Атипичная реакция на эпидемию - причина достаточно уважительная.
Блейза я встретил неподалёку от госпиталя. Он сам устремился мне навстречу, словно давно меня ждал.
- Мне нужно с тобой поговорить.
- Ты мне тоже нужен, - заявил он. - Ты в курсе, что ты чистокровный цетагандиец?
К счастью, у Блейза не было знаний генетики на уровне аута, поэтому гена телепатии он не выявил.
- Да, но... мне бы не хотелось быть цетагандийцем.
- То есть, мне не разглашать эту информацию?
- Да. Я был бы признателен, если бы, по возможности, об этом больше никто не узнал.
Я понимал, что СБ в любой момент может сделать запрос в госпиталь. Но в остальном - я мог верить Блейзу.
- Хорошо. А ты о чём хотел поговорить?
- Мы всё обсудили и готовы познакомиться с твоим отцом. Буду признателен, если ты нас представишь.
- Хорошо, идём.
Мы приблизились к посольскому кварталу, но долго искать не пришлось - бетанский посол Чарльз Тейлор с кем-то беседовал на свежем воздухе. Мы дождались, пока он освободится, и Блейз нас представил.
- Чем могу помочь?
- Мне с моим другом нужно покинуть Барраяр и вылететь на Бету. И у нас есть... довесок в виде генетического материала в криоконтейнере.
- И в чём сложность?
- В том, чтобы сделать это быстро и незаметно. Давайте я познакомлю вас со своим другом, и мы всё обговорим втроём. Видите ли, это граф Форратьер.
Если мистер Тейлор и удивился, то виду не подал. Он любезно проследовал за мной к особняку Форратьеров. Нам велели подождать; затем Пьер вышел и попросил меня позвать к леди Донне доктора Форбрауна. С некоторым сомнением оставив графа и посла наедине, я в очередной раз метнулся в госпиталь. Однажды меня начнут там принимать как личного секретаря Форратьеров.
Убедившись, что доктор Форбраун услышал мою просьбу, я побежал назад и догнал Пьера и Тейлора, прогуливавшихся по Графской улице.
- Мне от вас, строго говоря, ничего не нужно, - говорил граф. - Насколько я понимаю, я могу покинуть Барраяр обычным порядком.
- Именно так - если не находитесь под следствием.
Я понятия не имел, насколько легко Барраяр выпускает своих графов с планеты. Если Пьер считал, что с его отлётом проблем не возникнет, - что ж, ему видней и тем лучше для нас.
- А с чем могут возникнуть проблемы - об этом пусть Льюис сам расскажет.
Я даже не подумал заранее, как краше соврать, чтобы, во-первых, не возбудить подозрения, а во-вторых, чтобы обман не вскрылся. Что ж, придётся импровизировать как можно ближе к правде.
- Проблема в интересе некоторых криминальных элементов, прибывших на Барраяр в составе делегаций, к тому генетическому материалу, который я хочу вывезти с собой.
- То есть вы хотите покинуть Барраяр нелегально? - уточнил Тейлор.
- Нет, отчего же? Вполне легально. Просто быстро и незаметно.
- Нам нужны веские основания для того, чтобы вывезти вас в составе дипломатической миссии, без досмотра.
Мы остановились возле парковки, вдали от особняков. Тейлор, размышляя, ходил вокруг нас кругами, так что мне приходилось поворачиваться вокруг своей оси, чтобы уследить за ним взглядом.
- То, что за мной охотятся преступники, - недостаточно веская причина?
- Преступники с дипломатической неприкосновенностью, - добавил граф.
- Мне нужно знать, что это за генетический материал и почему он так ценен.
- Давайте я расскажу вам всё по порядку. Так вышло, что моя девушка обладала чрезвычайно редким мутировавшим геном, который очень хотели заполучить цетагандийцы. Она погибла в катастрофе - то есть, это по официальной версии несчастный случай, но мы же понимаем, что это случилось в результате охоты на неё. Она завещала мне свой генетический материал, потому что хотела, чтобы у нас были дети.
- Криоконтейнер может вылететь на Бету отдельно от вас?
- Да, но...
- У вас есть основания опасаться за свою жизнь?
- Если я правильно понимаю, его могут схватить и пытать, чтобы выведать местонахождение генматериала, - снова вставил граф.
Я никогда прежде не видел его настолько трезвомыслящим. Он взял в руки не только себя, после недавнего приступа, - он взял в руки наши с Тейлором переговоры, помогая нам понять друг друга. Похоже, это было для него по-настоящему важно.
- Почему бы вам не обратиться к барраярской СБ?
- Я не могу быть уверенным, что СБ не захочет использовать меня в своих целях.
- В каком смысле?
- Речь идёт о недостаточных этических принципах СБ Барраяра, - пояснил граф.
- Именно. Барраяр, будучи заинтересованным в дипломатических отношениях с Цетагандой, может просто передать меня ей. Или же пожелать воспользоваться генматериалом самостоятельно.
- Вы не доверяете Службе безопасности?
- Понимаете ли, я сейчас вообще никому не доверяю. Если этот генматериал попадёт в руки спецслужб, - я попытался воззвать к миротворческому характеру бетанцев, - Они могут создать клонов. А это может привести к значительному перевесу сил в их пользу на межпланетной арене.
- Если вы так этого боитесь, почему вы просто не уничтожите этот генматериал?
Я поперхнулся. За все годы с момента гибели Джей-Найн такой вариант ни разу даже не приходил мне в голову. Я мог предполагать, что криоконтейнер придётся передать в руки джексонианцев, но это оставляло надежду на то, что и я однажды смогу с ним встретиться и воспользоваться его содержимым. А уничтожение уникального генокода... это было сродни убийству.
- Потому что он мне дорог. Потому что я хочу исполнить волю своей девушки. Потому что на Бете можно будет создать ребёнка без генетической мутации, а после этого - не вопрос, остатки генматериала можно будет и уничтожить.
- Это ведь возможно? - спросил граф. - Я знаю, что на Бете запрещены вмешательства с целью улучшений. Но это ведь - наоборот, убрать улучшение.
- Да, это возможно. Но вы понимаете, что на Бете мы не сможем обеспечить вам такую же безопасность, какую вам могут обеспечить на Барраяре?
Я чувствовал, что он умывает руки и разговор уже не имеет смысла, и начинал терять терпение. Хорошо, что мы разговаривали на отшибе, где не было случайных прохожих: граф больше одного раза просил меня не повышать голос.
- И что вы мне предлагаете? Остаться на Барраяре и ждать, пока до меня доберутся цетагандийцы?
- А вы хотите, чтобы мы помогли вам вывезти нелегальный груз с Барраяра?
- Да почему же нелегальный? На генматериал есть нотариально заверенные документы. Мы можем показать их вам. Всё абсолютно прозрачно.
Я раскрыл уже так много карт, что оставалось только идти до конца. Я верил, что Бета поленится разыскивать комаррского нотариуса и не выяснит, что документы поддельные.
- Тогда чего вы от нас хотите?
- Вылететь на Бету так, чтобы никто об этом не узнал и не мог меня выследить. Я не знаю, как скрываться от преследования, меня не учили на спецагента! Раньше я всегда путал следы сам, я думал, что на Барраяре меня не найдут, но вот прибывают делегации - и оказывается, что они прекрасно знают, где я!
- Но если мы вывезем вас в составе дипломатической миссии, в космопорту соберутся журналисты.
- Я журналист. Я могу попросить своих коллег об этом не писать.
- Вы можете доверять всем-всем в редакции? - усомнился Пьер.
- Стало быть, дипломатическая неприкосновенность никак мне не поможет? - уточнил я.
- У меня есть одна идея. Но только если вы согласитесь на полную генетическую экспертизу генетического материала вашей девушки. Она комаррианка, так?
- Да. Цетагандийского происхождения.
- И вы познакомились на Комарре?
- Да. Так вышло.
- Не важно. Вы согласны?
- Да.
- Тогда я спрошу своего сына, сможет ли он это сделать. Мне необходимо убедиться, что вы не вводите меня в заблуждение.
Мы расстались. То, что над генсканированием будет работать Блейз, давало некоторую надежду на то, что и в биоматериале Джей-Найн он не распознает ген телепатии. Но наше с ней сходство по этой мутации - может и обнаружить. И даже если он будет об этом молчать... Что если на Бете изучением генокода займутся всерьёз? Может же у них оказаться свой собственный специалист - как у Дома Кордона неожиданно оказалась Мойра гем Эстиф? Этого я и боялся с самого начала.
Я попрощался с графом и ушёл в редакцию. После всех разговоров мне хотелось просто побыть наедине с самим собой и написать-таки обзор форратьерских вин.
Вошёл Филипп - как всегда, с замечательными новостями.
- СБ спрашивала о тебе. С твоим настоящим именем, которое не Льюис Найт. Так и выяснилось, что у меня резистентность к фаст-пенте.
- Час от часу...
Какие методы допроса СБ применит потом? И в какой момент мне ничего не останется, кроме как пойти и сдаться? Я понимал, что Эрик просто исполняет условия нашей Сделки - помогать друг другу. Но мне было неловко, что я ничем не мог помочь ему в ответ. В какой-то момент я думал показать ему криоконтейнер и попросить передать его графу Форратьеру в случае, если со мной что-то случится. Но, во-первых, победила паранойя - насчёт криоконтейнера в нашей Сделке не было ни слова. А во-вторых, мне не хотелось подставлять Эрика ещё больше.
"СБ уже допрашивает моих коллег, говоря им, кто я, - написал я Пьеру. - Так что мы зря потратили время. Против СБ бетанцы не пойдут".
Мне нужен был повод пойти на попятный относительно услуг Беты, хотя альтернативы я пока не видел. Но интуиция подсказывала, что Тейлор слишком осторожен, чтобы иметь с ним дело.
"Ты где? Приходи ко мне", - ответил граф. А я и не заметил, когда он перешёл со мной на "ты".
"Нужно работать... коллеги меня уже потеряли, - извинился я. - Освобожусь - приду".
Но Пьер, видимо, этим не удовлетворился, поскольку через несколько минут написал: "Твой коллега сказал мне, что ты на Бете. Они тебя прячут? Что происходит? Что я могу сделать?"
Если бы я действительно собирался на Бету - пожалуй, было ошибкой уведомлять об этом коллег. А вот когда не собирался - это служило отличным прикрытием. Даже слишком.
"Всё хорошо. Я работаю, - успокоил я графа. - Лучшее, что вы можете сделать, - не волноваться и не подставляться!"
- Можешь написать кое-что за меня? - отвлёк меня Филипп. - Я не успеваю.
- Да, конечно.
- Комментарий Куделки к статье о женщинах в армии. Сейчас я тебе скину.
Я занялся редактированием комментария, устроившись за столом напротив Лорины. Пробегающий мимо Филипп сообщил:
- Кажется, я женюсь.
- Поздравляю! И на ком?
- Скажу, если получится.
Шеф сказал, что опубликовать комментарий я уже не успею, и я с чистой совестью отправил в печать готовый материал о дегустации вин. Но только я хотел зайти к шефу и взглянуть на расписание мероприятий, как увидел, что к нему заходит Шив Арква, и повернул назад. Он, конечно, приходил не спрашивать обо мне, а давать комментарий, который вскоре был опубликован, но я всё равно предпочёл отсидеться на жилой половине редакции.
Начался очередной этап Совета графов, и Лорина зачитывала заметки находившегося на Совете корреспондента - так что мы могли следить за ходом голосований буквально в прямом эфире.
- Карианский полуостров остался за Форратьерами, - провозгласила Лорина.
Звучало отрадно. Греков, конечно, было много - а точнее, они были везде, - но Мудос сделал всё возможное для того, чтобы никаких симпатий и сочувствия греческое самовыражение не вызывало. Я собрался было открыть комм и написать поздравление графу, как Лорина прочитала:
- Графу Форратьеру стало плохо, он эвакуирован в госпиталь прямо из здания Совета.
Дослушивать я не стал и помчался в госпиталь. Остановившись в дверях, я увидел лежащего на кушетке Пьера. С ним был Ришар - и склонялся к нему так низко, что я опасался, что Пьеру не хватит воздуха.
- Как самочувствие графа? - спросил я Эстер Флинн, заместительницу главврача.
- Уже лучше.
- Я могу его посетить?
- Подождите немного, пожалуйста. Ему нужно немного отдохнуть.
Я остался маячить у дверей госпиталя, на виду у всех, направлявшихся на Совет графов или возвращавшихся с него. На меня обратил внимание сам капитан Иллиан:
- У вас какие-то вопросы к госпиталю?
- Нет. Я просто хочу навестить графа.
Граф встал. Вид у него был вполне здоровый. Он заметил меня и окликнул:
- Льюис!..
- Что с вами случилось? - я встретил его у входа.
- Можете считать это головокружением от успеха.
Хороший был бы заголовок для заметки - но об инциденте наверняка уже кто-то написал до меня.
- Поздравляю! Вас проводить?
- Да, пожалуй.
Я подставил графу руку, но Ришар убедил его остаться на Совете графов ещё ненадолго, и я вынужден был откланяться. А поскольку буквально навстречу мне по улице шёл барон (возвращался из редакции, надо полагать), мне пришлось обойти госпиталь и задворками добраться назад.
- Что я пропустил?
- Законопроект о службе женщин в армии принят.
Ещё одна хорошая новость. Хоть и грустно было осознавать, что Барраяр скорее предпочтёт увидеть женщину на военной службе, нежели женщину, которая прибегнет к донорству, чтобы создать ребёнка и воспитывать его без мужчины.
В редакцию зашёл Блейз, чтобы дать комментарий об эпидемии. Он говорил о том, что это не вирус, а реакция предрасположенных к ПВ-скачкам людей (так я узнал, что потенциально гожусь в скачковые пилоты - и не то чтобы мне плохо жилось без этого знания) на изменения в сети ПВ-тоннелей, сопровождавшиеся выбросом энергии. По его словам, именно поэтому на станции было обнаружено много трупов - потому что система не справилась с нагрузкой.
После него пришёл Филипп. Не знаю, сколько в его сочувствии греческому вопросу было игры в грека, а сколько искренности, - но вид у него был удручённый.
- Гектор подставил весь Карианский полуостров, - сокрушался он. - Донна его просто использовала. Она спала с ним двенадцать лет, только чтобы в нужный момент он внёс поправки, якобы согласованные с графом!
Я мало что понял, кроме того, что мне не слишком верилось... нет, даже не в коварство леди Донны, а в его долгосрочность. Неужели за столько лет карианский вопрос ни разу не поднимался?
Ещё одной тревожной новостью была потеря памяти у Ксава Формореля, брата Андре: он не узнавал своих близких, хотя в остальном был вменяем. Филипп утверждал, что СБ известны и другие случаи потери памяти, но она не разглашает, какие именно - и нужно это выяснить, поскольку одного случая недостаточно для материала.
- Как твоя помолвка? - спросил я Филиппа.
- Девушка меня отшила.
- Сочувствую.
- Ничего. Зато у меня нашёлся брат. А отец упал с лестницы...
- Брат? Мудос что, признал обоих Филиппов?
- Ага.
- Во даёт.
И Филипп снова исчез, ничего не поясняя, - у него было слишком много семейных дел.
Спустя ещё несколько минут сидения в редакции - лучшем месте на Барраяре, где можно погреть уши, - я услышал, что Гектор Форпарадис покончил с собой. Застрелился прямо в здании СБ. Сразу заговорили о его связи с леди Донной, как будто это было единственной причиной.
Я постепенно понимал, что если не высплюсь, то до вечера не доживу. Я думал, что вреда не будет, если я прикорну на часок-другой, - но именно в это время я оказался всем нужен. Сперва по мою спящую душу явился Филипп:
- Моя мать хочет предложить тебе Сделку. Им нужно только немного твоей крови - и всё, они от тебя отстанут и не будут тебя преследовать.
- Звучит неплохо, - пробормотал я.
Сделка - это дорогого стоит. В прошлый раз, когда я попался Дому Кордона, никто и не думал предлагать сделку своей добыче. Теперь, вероятно, они отчаялись вытрясти из Эрика, где я прятался.
- Поговори с ней в Элизиуме. Именно с мамой. Хорошо?
- Да, обязательно - как только проснусь. Спасибо тебе.
Я упал спать обратно. Кто-то заботливо выключил свет. Но как только я уснул покрепче, меня растормошил граф Форратьер. Он говорил что-то о том, что СБ имеет какие-то вопросы к Бете, отчего бетанцы нам не помогут, что только эскобарский корабль имеет право покинуть Барраяр. Говорил, что он останется на Барраяре из-за риска восстания на Карианском полуострове, потому что воздержавшиеся от голосования почувствовали себя обманутыми. Но я его почти не слышал: все мои силы уходили на то, чтобы сохранять сидячее положение, не падая вниз лицом, а в ушах оглушительно звенело.
- Джексонианцы предложили мне сделку... - выговаривал я сквозь сон. - И их можно будет не опасаться. Но остаются цетагандийцы.
- Цетагандийцам сейчас не до тебя. Если они потеряют станцию, им придётся... принести извинения.
- Вы предлагаете мне тоже остаться?
- Я предлагаю вам лететь с Экобаром.
- Хорошо... Я поговорю с ними. Но сначала, пожалуйста, дайте мне выспаться...
Похоже, Пьера обидело моё состояние, но я ничего не мог поделать, кроме как рухнуть на диван с головокружением от усталости. Сон больше не приходил. В полудрёме мне казалось, что все мои надежды были ложны и Пьер никогда не променяет своё многострадальное графство на возможность покинуть Барраяр, и что если я улечу, то больше никогда его не увижу. Я вспомнил статью в "Таймс" о том, что Эскобар тесно сотрудничает с Цетагандой, и подумал, что эскобарцы попросту продадут меня цетагандийцам.
Следом я подумал о том, что при помощи моей крови Дом Кордона сможет меня клонировать - а этого мне совершенно не хотелось. Смогу ли я жить спокойно, зная, что где-то в пожизненном рабстве остаётся моя копия и отдувается вместо меня? В памяти всплыли слова посла Тейлора: "Почему бы вам его просто не уничтожить?". Он не знал, что охота ведётся не только на генетический материал Джей-Найн, но и на мой. Что могло быть проще, чем уничтожить себя самого? Это решило бы все проблемы. Не доставаться никому, чтобы во вселенной никогда не появилось такого оружия.
Поразмыслив более оптимистично, я пришёл к выводу, что Арквы были единственными, кому я был нужен живым. И раз уж граф Пьер всё равно хотел избавиться от меня, честнее всего будет вернуться к прежнему соглашению и предложить Дому Кордона не свою кровь, а себя самого. Отработать столько, сколько они пожелают, но не брать с собой генматериал Джей-Найн. Пусть он останется у Пьера. Пусть однажды он сможет им воспользоваться, чтобы получить ребёнка от Луи. Так её гены будут разбавлены, и её ребёнок не будет телепатом...
Окончательно проснувшись, я встал и решительно сел за комм. Сперва я написал Филиппу и попросил его проводить меня к матери. Затем написал графу, что не расслышал большую часть из сказанного им, но практически уверен, что эски продадут меня цетам. Если по пробуждении паранойя не уменьшилась - значит, интуиция предостерегала меня не только от бетанцев, но и от эскобарцев. Также я написал, что моим лучшим вариантом, чтобы покинуть Барраяр, будет Джексон, и что в таком случае я попрошу графа позаботиться о криоконтейнере.
Филипп ответил, чтобы я подождал до завтра - его мать уже спала. Пьер не отвечал. Мне казалось, что моё сообщение выглядит суховатым и холодноватым. Даже если Пьер хотел, чтобы я улетел один, - я всё равно волновался, когда от него не было весточки. Но сначала - отметиться в редакции.
- Смотрите-ка, кто гальванизировался, - объявил я от двери. - Что я проспал?
Но, перешагнув порог, я увидел, что в редакции был гость. Более того - сам капитан Иллиан. Я пробрался к своему месту и постарался не отсвечивать.
- Он возмущался, что мы печатаем что-то не то, - поделился Герберт, как только Иллиан ушёл. - И очень удивился, когда мы сказали ему, что СБ может просто присылать нам материалы, и мы будем их публиковать.
- "А что, так можно было"... - хохотнул я. - Мне нужно повидать графа Форратьера. Я скоро вернусь.
- Диана должна быть у Форратьеров. Передай ей, что на ней ненаписанные материалы.
- Хорошо, передам.
- Даже не так... пусть передаст их кому-нибудь другому, кто сможет об этом написать. У нас висят темы, которые она забрала себе.
Я направился на Графскую. Я уже столько раз являлся в особняк Форратьеров практически без приглашения, что мог уже не волноваться об этом, - к тому же я искал Диану. Когда я вошёл, она действительно там была - вместе с Байерли Форратьером. Некоторое время назад я слышал, что его поместили под домашний арест из-за того, что император вынужден будет жениться на Регине Саммерс: когда-то Байерли очень удачно подсунул Грегору афродизиак. Я, конечно, мог и тогда воспользоваться тем, что был вхож в особняк, и попросить у Байерли комментарии, но мы всей редакцией рассудили, что не стоит дёргать СБ за усы.
- Диана, ты-то мне и нужна. Редакция интересуется, будешь ли ты работать.
- Я больше не работаю. Я теперь жена Байерли.
- О, поздравляю вас обоих.
- Пока только по эскобарскому обычаю, - добавил Байерли.
- В таком случае, быть может, ты делегируешь свои материалы, например, мне? - предложил я Диане. - Ты можешь просто рассказать, а я напишу.
Диана что-то сказала про репликаторы в госпитале, но одна фраза противоречила другой, и я заключил, что мне проще будет отправиться в госпиталь и узнать из первых рук, кто там у кого родился.
- А где граф Пьер?
- В посольстве Эскобара, - сообщил Байерли. - Там из него делают мужчину.
- В каком смысле? - уточнил я.
- В прямом.
- Хорошо, спасибо.
Вот я и изменил собственному правилу не появляться в посольском квартале. В конце концов, время было поздним, и под покровом темноты я мог прошмыгнуть незаметно. Но для начала я вернулся в редакцию.
- У меня две новости, - поведал я. - Хорошая: Диана вышла замуж за Байерли Форратьера. Плохая: она больше с нами не работает.
- А её отец в курсе?
- Сомневаюсь. Но если шеф узнает об этом из газеты, это, наверное, будет как-то неловко?..
- Не узнает, - отрезала Лорина. - Я ему напишу.
- Не подскажете, как пройти к эскобарскому посольству?..
Эскобарцы оккупировали кафе у самого входа в посольский квартал. Пьер тоже был там.
- Граф?.. Ваш кузен сказал, что я смогу найти вас здесь. И, кстати, он женился на Диане Форгрант. То есть пока только по эскобарскому обычаю, как он сказал.
Новость вызвала некоторый фурор: все немедленно решили, что провести барраярскую церемонию нужно прямо сейчас. Эния Медина, представительница эскобарской миссии, в качестве зерна вручила Пьеру початый пакет попкорна и вызвалась быть свидетельницей. Вторым свидетелем, по всей видимости, должен был стать я. Мне выпадала уникальная возможность написать репортаж из центра событий.
- Вы получили моё сообщение? - спросил я графа, когда мы вышли на улицу.
- У меня был приступ. Бесполезно писать мне, когда я в госпитале.
- А со мной бесполезно разговаривать, когда я сплю.
- Вы напугали меня своим молчанием.
- Простите. Но я правда спал... Не буду просить вас повторить всё то, что я проспал, но нам нужно поговорить.
- Хорошо. Поговорим, когда я пойду в госпиталь. Есть одно дело.
- Как удачно: мне тоже туда нужно. Разведать эту историю о маточных репликаторах.
Наша причудливая процессия достигла особняка Форратьеров. Молодожёны вышли к нам, и церемонию решено было провести в ближайшем кафе на Графской, чтобы не сыпать попкорн на ковёр. Случайные свидетели, как барраярцы, так и инопланетники, ужинавшие в кафе, достали коммы и стали фотографировать, когда крайне серьёзный Пьер принялся изображать круг из попкорна на полу. Когда Байерли и Диана вошли в круг, граф стал подсказывать им слова клятвы. Байерли, пару раз пытавшийся сбежать из-под венца через чёрный ход, до последнего надеялся пропустить пункт клятвы о том, что он отказывается от других женщин, но граф был неумолим, и поклясться пришлось.
Свидетели разрушили круг, и новоиспечённые супруги Форратьер вышли из него - а подметать попкорн шваброй в коробку из-под пиццы пришлось мне. После уборки я проводил Пьера до госпиталя. Он выбрал долгую дорогу через сквер, чтобы поговорить без лишних ушей.
- Итак, что вы хотели сообщить?
- Что у меня есть большие опасения относительно Эскобара. Они сотрудничают с цетагандийцами и наверняка сообщат им обо мне. По всему выходит, что мне остаётся только договориться с Домом Кордона. Они предлагают мне Сделку.
- Что они от вас хотят?
- Они хотят немного моей крови. Но если я соглашусь, они смогут меня клонировать, а этого я никак не могу допустить.
- Я понял, у вас этические причины, - казалось, граф был несколько разочарован. - А что вы хотите от них?
- Им я, по крайней мере, нужен живым.
- Вы можете им доверять?
- Для джексонианца Сделка священна. К тому же я уже имел с ними дело раньше. Думаю, мы просто вернёмся к прежней договорённости: я работаю на них, а они защищают меня от цетагандийцев.
- Что ж, вам виднее. И как долго придётся работать?
- В прошлый раз мне назвали срок в десять лет. Но спустя год я сбежал. Альтернатив у меня всё равно нет?
- Да, бетанский посол ничего не сможет вам дать, кроме провоза контейнера на Бету, где его некому встретить.
- Конечно, глупо будет предлагать вам перебраться на Джексон...
- Сейчас я не могу покинуть Барраяр.
Мы вошли в госпиталь и столкнулись с доктором Форбрауном.
- Мне нужна доктор Саммерс, - сказал Пьер.
- Она... немного приняла после сложной операции, - Форбраун выразительно щёлкнул себя по шее. - И спит.
Я бы никогда не поверил, что Хельга Саммерс станет пить, но Форбраун, похоже, просто не мог не говорить глупости.
- Идёмте, - сказал я графу. - Здесь уже все спят. Вернёмся завтра. Проводить вас в особняк?
- Нет... проводите меня назад к эскобарцам.
- Что вы хотели узнать у Хельги?
- Я хотел узнать, можно ли сохранить мой генетический материал. Если меня убьют греки...
- Давайте надеяться на лучшее. И давайте сделаем вот что: завтра с утра напишем доверенности друг на друга. На всякий случай.

Объём поста закончился, продолжение следует