Одним десятиминутным спектаклем с обсуждением дело уже-вчера, конечно же, не ограничилось - в восемь начался следующий.

Двое в твоём доме (2011)
Театр.doc (Москва)
Забирай свои игрушки
Финская премьера спектакля - основанного, как всё в театре.doc, на документальных событиях - состоялась по свежим следам президентских выборов в Белоруссии в 2010 году. Синопсис знакомит нас с бесстрастной статистикой: было зарегистрировано 10 кандидатов, но действующий президент Лукашенко был переизбран, а результаты традиционно не признаны международными наблюдателями. Акция протеста была разогнана силами внутренних войск и спецназом, было задержано 639 человек, из них 22 проходили по уголовному делу, включая семерых уже бывших кандидатов. Четверо кандидатов получили сроки: Санников - 5 лет, Статкевич - 6 лет, Рымашевский - 2 года условно и Некляев - 2 года с отсрочкой на 2 года. Именно Владимир Некляев стал героем спектакля.
После предварительного тюремного заключения он вернулся под домашний арест - и отныне вынужден сосуществовать в маленькой квартирке (план жилища с указанием метража служит задником) с тремя КГБ-шниками, посменно дежурящими так, чтобы в доме постоянно находилось двое. Сам Владимир - инженер среднего возраста, интеллигент-инфантил, пишущий стихи и прозу - хочет обращаться с незваными соседями "по-человечески", а его типичная строгая мамочка-жена пытается "воспитывать" хамов, входящих в комнату без стука и бросающих мусор на пол. Холодная война поначалу комична: Ольга Некляева мстительно врубает погромче попсу - несчастные парни от отчаяния затягивают хором Шевчука. Едва оккупанты садятся смотреть матч - она переключает на сериал. Не зря она сравнивает себя с кошкой: за личную территорию она готова бороться до последней капли крови.
Осознавая постыдность своего занятия, самый младший из надсмотрщиков по общей милицейской привычке подслащивает речь уменьшительно-ласкательными: пунктик, футбольчик. Но Некляева, со своей манией порядка и контроля, и не замечает, как сама переходит на лексику карательной инстанции: тарелочки, чайнички - всё должно стоять на своих местах. Прекрасно приспособленная к существованию по законам джунглей - кто сильнее, тот и прав, она сразу же чует слабину: с нежной улыбочкой хищника набрасывается именно на среднего КГБ-шника, самого сознательного из всех, даже готового из вежливости к хозяевам протирать унитаз после своих коллег. Бьёт "тарелочки" об пол, выливает на противника ведро грязной воды... прибираться приходится покорному супругу. За уборкой Владимир и КГБ-шник начинают было разговаривать по душам - но стоит арестанту подойти слишком близко к входной двери, как собеседник валит его лицом на пол. Потому что пунктик шестой. "По-человечески" - не получается. А если и "по-ихнему" - не хочется?..
Читать дальше!"Тюрьма похожа на детство", - говорит Владимир. Утром подъём, зарядка, завтрак, до самого вечера нечем заняться, прогулка среди себе подобных, отбой, ночью свет зажигать нельзя... писать невозможно, потому что для творчества необходимо личное пространство, а у ребёнка и у заключённого нет ничего своего. И на огромной части земного шара детей по-прежнему не считают за людей - нет прав, нет безопасности, нет голоса. На огромной части земного шара ко всем людям относятся, как к детям, несамостоятельным и наразумным, да и сами люди привыкли жить, как в песочнице, отнимая друг у друга лопатку и ябедничая - многим вполне комфортно в тюремных условиях вечного детсада. На огромной части земного шара не умеют видеть чужую личность, не умеют уважать и сотрудничать - умеют только запрещать и разрешать. Ты можешь быть послушным, можешь обойти запрет, можешь даже избежать наказания. Но как забыть о том, что тебя не принимают за свободного человека? О том, что твой дом для кого-то - пустой звук?
Государственная система умело разжигает ненависть между своими гражданами: достаточно одних поставить в положение осаждённых, других - в положение захватчиков поневоле. Даже театр уже ощутил на себе подобную политику. Кто-то ещё верит в возможность диалога, но, например, старший КГБ-шник в спектакле твёрдо убеждён в наличии врага, на которого его натаскали. Когда младший признаётся, что его жена голосовала за Некляева, старший вырубает его одним ударом - "играть в демократию" не положено. Другому, высказавшему симпатию к подопечному, он советует уволиться и не позорить честь мундира. Логика общественных взаимоотношений попросту не работает там, где внедрены схемы насильственной иерархии. Принципы заменены животным подавлением и подчинением. И когда Некляева отпускают из зала суда домой, Ольга пользуется изменившейся расстановкой сил, заставляя КГБ-шников навести порядок в квартире. Рабы и хозяева поменялись местами.
"Мы победим потому, что мы нормальные", - пишет Дина Годер. Но нормальна ли в спектакле Ольга Некляева, с гордой радостью расписывающая иностранной журналистке злоключения своего мужа (её мальчик пострадал за правду, такой молодец!), объясняющая ей сложившийся в стране климат - и ненавидящая её же за то, что ей "всё пофиг, кроме йогурта и мюсли"? Нормально ли самоутверждаться за счёт положения жертвы, причём самоутверждаться агрессивно? Положительных героев здесь нет, и от этого особенно страшно. Автор пьесы Елена Гремина видит причину отсутствия героя в лояльности к насильникам, однако это не совсем верно. Героизм не в том, чтобы повесить угнетающего тебя на столбе, а в том, чтобы не позволять себя угнетать, подойти как к равному к бывшему барину.
Ольга Некляева испытывает удовлетворение, отыгрываясь на тех, кто ронял её чайник и ел её печенье, - и потому финальная сцена, словно изображая её фантазии, комически-эротична: трое КГБ-шников врубают пеномашину и танцуют с обнажёнными торсами. Сегодня ты меня, а завтра я тебя - мир вокруг нас неустанно решает вопросы доминирования, пока где-то в далёком цивилизованном мире нет "таких же" - есть "разные", сосуществующие в согласии. С йогуртом и мюсли вместо наручников и дубинок.