Я оказался единственным игроком, доехавшим на обе игры в выходные. И в субботу у Оги было четыре игрока и два полуигротеха, не считая самого мастера, и нам было отлично. Жаль только неслучившегося ритуала посвящения, к которому Дарк и Ляля так героически подготовили саундтрек, - и вообще, я бы этот квест с удовольствием повторил, благо в игроцкий склероз умею.

Поскольку основным персонажным ожиданием от игры по «Хижине в лесу» было «лучше бы там была Нарния, чем этот п@здец», над именем персонажа я жестоко надругался: Эдмунд «Джаст» Левисс, конечно же – в честь короля Эдмунда Справедливого авторства Льюиса. Трусливый эгоист, который, в отличие от оригинала, так и не исправился после того, как всех подставил, и к тому же с неприятной привычкой цепляться к чужим недостаткам и «несправедливостям». Мальчик хотел получить всё за просто так – да, я в Кая не наигрался – и был идеальной шестёркой, стремящейся пролезть в более статусное общество, которого, по его мнению, был достоин. Так всё и заверте. От игрока
С одной стороны была Миа "Мышка". Когда Эд, куратор младшего курса и любимчик преподов, по просьбе завуча подбросил какой-то пакет в тачку Генри "Химика", Миа зажала Эда в уголке и сказала, что она агент ФБР, а Эд засветился на камерах с килограммом кокаина. Эд зассал, выдал всех и пообещал сотрудничать со следствием, продолжая мило улыбаться завучу.
С другой стороны была Линда «Мушкетёр» - спортсменка и настоящий лидер, которой Эд восхищался. Вот только у Линды уже была девушка – "Красотка" Фрэнсис. Это Эд тоже считал большой несправедливостью и на Красотку капал преподам с удвоенной тщательностью, что симпатии к нему не прибавляло, но во многом из-за Линды он ввязался в тайный клуб «Виктория», который она организовала. И из-за того, что клуб был элитный, конечно.
И была Джесс Флетчер, глава клуба любителей викторианской Англии, в которой Эд состоял. Когда её пригласили в "Викторию", он набился в кандидаты вслед за ней. Что могло пойти не так?)

Отчёт отперсонажныйЯ с детства терпеть не мог слащавые истории вроде тех, которые пишет для детишек моя мать. В них герои побеждали только потому, что были хорошими - с кем-то дружили или кого-то любили, даже если творили несусветные глупости, и никакой расплаты за эти глупости их не настигало. И ни в одной сказке никто не побеждал потому, что вёл себя правильно, следуя правилам и логике. Зато в жизни обычно именно так и случается. Изложу вам историю, как меня однажды чуть не посвятили в закрытый клуб "Виктория".
Никаких неприятностей посвящение не предвещало. Клуб всегда собирался в каких-нибудь таинственных-загадочных местах с тёмным прошлым, но если заранее навести справки о заброшенном лесном коттедже, который купил Химик зависать по выходным, всё оказывается не так страшно. Раньше я уже слышал об этом доме от отца - халупа сменила множество владельцев, и в последнее время её перепродают за бесценок, а все конторы отказываются её страховать. Как по мне, так выгоднее всего было бы разобрать дом на стройматериалы.
Но когда мы, встретившись на заправке, погрузились в джип Химика и по бездорожью докатили до дома, он выглядел даже пристойнее, чем я ожидал. Пока мы осматривались и располагались в гостиной, я рассказал, что не так с домом: со всеми предыдущими владельцами происходили несчастные случаи. Не маньяк с топором и всё такое, а просто бытовуха - может, лестница в этом доме была кривая или проводка неисправная. Даже те, кто, как и Химик, не жил в нём постоянно, а, к примеру, приезжали раз в месяц с любовницей, довольно быстро выставляли дом на продажу. Деталей я не знал - всё же фильтрую то, что отец болтает за утренним джемом. Но он наверняка нашёл бы в нашем пикнике множество рисков, угрожающих жизни и здоровью - и мне это нравилось.
Трент "Ботаник" слушал музыку в больших наушниках, Миа попросила поделиться. Меня немного напрягало её присутствие в числе кандидатов, но, может, у неё были свои резоны следить за клубом и его членами. Открыли бутылку, стали решать, кто пойдёт к машине за едой и спасёт всех от голодной смерти, и кого мы в противном случае съедим первым. Джесс, мать Тереза, отказать не смогла и вызвалась спасать, я немного поцапался с Красоткой, а анатомическая тема из беседы всё не исчезала. Затем вспомнили РичиРич, которая тоже должна была присутствовать на собрании. Последний раз её видели несколько дней назад.
Если бы кто-нибудь почаще держался возле преподов, то знал бы, что Ричи в эти дни в кампусе не ночевала и что преподы уже шепчутся о том, как бы не пошли слухи. И родители Ричи, судя по тому, что упоминал отец, уже встали на уши - наверняка это были именно они, в наших местах не так уж много богатеньких, а когда твой отец - страховой агент, ты первым узнаёшь обо всех происшествиях. Немудрено, что она пропала - за Ричи могли дать хороший выкуп. Красотка, впрочем, предпочла считать, что Ричи удрала с очередным бойфрендом.
Мышка заявила, что видела какую-то фигуру в коридоре, и мы заподозрили, что можем быть в доме не одни. Бездомные, должно быть, газет не читали и потому не знали о дурной репутации дома - и по той же причине не оставляли заметного мусора после себя. Трент и Химик вышли осмотреться снаружи, а мы остались в коридоре, и тут мне отчётливо послышалось, что кто-то позвал меня по имени из подвала. Голос был глухой, но, кажется, женский. Я отозвался, но больше звуков не доносилось. Я не рискнул заглядывать в подвал, и кто-то сделал это вместо меня, однако там было пусто. Кто-то нашёл окошко, ведущее с улицы в подвал, и решил подшутить?
Но вернувшиеся парни сказали, что меня не звали, и принесли потрёпанную детскую игрушку, которая, по словам Трента, упала на него не с дерева и не с крыши, а "с неба". Падающие игрушки были наименьшей проблемой - я сразу вспомнил похищенную РичиРич и вообразил, что у подвала может быть двойное дно с запертыми заложниками. Это нервировало, но пока с нами была Миа, мне казалось, что всё под контролем. Когда мы спустились в подвал, заваленный доверху всяким хламом, Миа, однако, на мой вопрос, что делать, ничего не ответила. Тогда Ботаник и Химик принялись простукивать стены. Дальняя стена отозвалась пустотой: это была фальш-панель. Линда ударила её с ноги.
Панель уехала в боковую стену, и за ней оказалась красная лазерная сетка, как в фильмах, - а за светом лазеров ничего не было видно. Парни пару раз потыкали между лучами шваброй, и в ответ из-под потолка что-то падало, как нож гильотины, поднимая тучу пыли, а Красотка каждый раз взвизгивала. Я призвал всех уйти, пока не @бнуло током, и мы стали пробираться к выходу; включилась какая-то детская игрушка, которую Химик задел по пути. О том, что в принадлежащем ему доме находится такая навороченная защитная система, он и знать не знал. Джесс предлагала обратиться в полицию, но что скажет предыдущий владелец? - Правильно, что всё это уже было, когда он купил дом. Выйдет пустая трата времени.
Ботаник и Химик решили разведать остальные помещения дома, а мы допивали вино и обсуждали увиденное. Я предположил, что первый владелец мог до сих пор жить в каком-нибудь бункере, а дом над оным построить как декорацию и всякими пакостями нарочно выживать оттуда покупателей. Неясно только было, для чего он это делал: чтобы за гроши выкупить дом обратно? Слишком замороченная схема для заработка. Впрочем, слухи упоминали, что изначально в это доме проводились какие-то эксперименты - не как у нашего Химика, а по переустройству планировки, или проводки, или чего-то ещё. Планировка действительно выглядела странновато, но мы не думали, что кто-то умудрится заблудиться, - и когда Красотка отлучилась в уборную, пара шагов по коридору, никто не стал волноваться.
А зря. Вскоре мы услышали шум и подоспели к чердаку как раз вовремя, чтобы на нас вывалились Трент и Химик, высадившие запершуюся дверь. Химик хромал - провалился ногой в прогнившие доски пола. И почти сразу застучали изнутри в дверь спальни - не могли выйти Красотка и Миа. Ботаник и Химик долго пинали крепкую дверь, и когда она уже болталась на петлях, я потерял терпение, разбежался и вместе с дверью влетел в комнату. Красотка была перепугана и твердила, что видела призрака, прошествовавшего из угла в угол. Решив больше не ходить по одному, мы собрались в зале и пришли к единодушному мнению, что из дома пора валить. Захлопывающиеся двери не могли быть совпадением - электроника дома сошла с ума, и находиться в нём стало попросту опасно.
Мы дружно ломанулись по коридору, но, не доходя до входной двери, по неведомой причине некоторые вдруг почувствовали, что уезжать совсем не хочется. Уже темнело, все выпили, и куда лучше будет переночевать и уехать утром. Я тоже ощутил жгучую обиду от того, что обещанный ритуал так и не состоялся - я тащился в эту глушь только для того, чтобы меня на@бали и оставили ни с чем?! Я подозревал, что эта х@рня с дверями - часть испытания для новичков, отсеивающая слабаков и трусов, но меня-то таким не проведёшь. Я требовал, чтобы сначала провели посвящение, а потом уже уезжали. Кто-то спорил, предлагал уехать без нас, но потом всё равно соглашался, а тут и Химик потерял сознание. Мы перетащили его в зал и привели в чувство.
Химик был не единственным, кто мог вести свою машину, но я утверждал, что в таком состоянии его нельзя никуда везти по ухабам и надо дождаться утра. Миа вызвалась сходить к машине за аптечкой, но хотела, чтобы кто-то пошёл вместе с ней. Пока все хлопотали вокруг Химика, больше как-то было некому, и я согласился. Мы дошли до джипа, открыли его, и я стал шарить внутри в поисках аптечки. Не помню, как нашёл её, - помню слабый укол в плечо у основания шеи и резкий приступ слабости, от которого я осел на землю. Миа со шприцем расплывалась у меня в глазах. Заплетающимся языком я пытался спросить, что это было, что она сделала, а она как ни в чём ни бывало предложила прогуляться. Я вяло протестовал, что не уйду далеко от дома, но она помогла мне подняться и увела за деревья; даже если бы меня услышали, я от слабости и страха не мог кричать.
Я продолжал спрашивать - знает ли Миа, что происходит, и зачем она сделала это со мной. Она опустилась передо мной на корточки и негромко заговорила, и я, как кролик перед удавом, весь обратился во внимание. Она сказала, что ребята как-то заскучали и надо бы их развлечь. Вложила мне в руку пистолет, заверила, что это игрушечный пугач, и велела вернуться в зал и шесть раз выстрелить в угол - шутки ради, чтобы стало повеселее. Я сомнамбулой сжал пистолет в правой руке, опустил дулом вниз и медленно, с трудом переставляя ноги, направился обратно к дому, прошёл по коридору, вошёл в гостиную и поднял руку, целясь в угол в стороне от собравшихся. Я успел нажать на собачку раза три, прежде чем мне выкрутили руки, повалили и выдернули пистолет из пальцев. Я почти не сопротивлялся, зато начал приходить в себя и возмутился, что меня чуть не убили, приложив головой об стену.
Меня расспрашивали, и я путался в воспоминаниях - вот мы с Мышкой искали аптечку, мне стало плохо, мы прогулялись, чтобы проветриться, и решили подшутить, потому что нам казалось, что это будет забавно. Вскоре я сам начал осознавать, что здесь что-то не так; связывать меня не стали, к тому же нашлись более важные дела - пистолет, конечно, оказался настоящим, и срикошетившая от стены пуля попала Химику в предплечье. Я сам не заметил, что аптечка всё ещё была при мне, - а вот ключи от джипа и от дома остались у Мышки, и она всё ещё ошивалась снаружи. Рану залили остатками вина, застрявшую пулю хотели вынуть, но я сказал, что она может закупоривать отверстие и не давать вытечь слишком большому количеству крови, поэтому сначала нужно было срочно доставить Химика в больницу. Ботаник мог выбить стёкла и завести автомобиль без ключа - шанс опередить Мышку, даже если её целью было нас задержать, у нас был.
Мы с Ботаником подхватили раненого Генри под руки и повели по коридору, Джесс последовала за нами, а Линда и Фрэнс задержались в гостиной - и тут за нашими спинами захлопнулась дверь. Одновременно щёлкнул замок входной двери. Выбить входную дверь не было никакого шанса, а девушки из гостиной стали кричать, что потолок опускается. Устроив Химика у стены, мы с Трентом стали пытаться высадить дверь гостиной, пока Линда колотила в окно. Дверь не поддавалась, я почти выбился из сил, как вдруг услышал голос в своей голове, нашёптывающий, что если я не дам выбить дверь, меня отпустят. И это уже были не фокусы Мышки с внушением. Это были духи места - я немало о них читал. Спорить с ними было бы глупо, и я закричал, вставая между Ботаником и дверью, что если он продолжит, то всё обрушится и он убьёт и девушек, и нас - вон, стены уже шатаются. Он поверил, отвлёкся от двери и бросился в подвал искать лом, лопату или что-нибудь ещё, чем можно было бы проделать в двери дыру.
Не успел он уйти далеко, как из-за двери послышались грохот и визг Красотки, после чего всё стихло. Мы ещё постучали и позвали, но никто не откликался. От этой тишины стало жутко - невозможно было осознать, что кто-то мог погибнуть, всё казалось, что это понарошку, не насовсем. Я привалился к стене и бормотал, что надо чем-то проковырять дверь, что под завалом кто-то мог выжить. Трент ещё пошуровал в подвале и поднялся оттуда с изменившимся лицом. Он сказал, что вместо инструментов нашёл под грудами барахла человеческие трупы. Проверять не тянуло - поверили ему на слово. Эта новость снова будто ожесточила. На войне как на войне, надо было скорее спасать свою шкуру, чтобы не оказаться в числе погибших.
Решили попробовать выбить окно на кухне. Ботаник колотил в него табуреткой, но оно было крепким, явно бронированным. К счастью, он знал, как располагаются слои в таком стекле или что-то вроде, и одна трещина уже появилась, оставалось пробить вторую, крест-накрест... Увы, он не успел. Включилась газовая плита, и, зажав рот и нос ладонью, я выскочил в коридор, и остальные за мной. Трент выкрикнул, чтобы кто-нибудь выключил газ, и, конечно, над плитой задержалась Джесс. Тяжёлая двустворчатая дверь мгновенно захлопнулась, отрезая её от нас. Ботаник хотел до неё докричаться, повторял "Выключи газ!", но, видимо, ей это не удалось, потому что нам никто не ответил. Но я даже испытал облегчение от того, что Трент не стал сражаться с кухонной дверью и перешёл в спальню. Все понимали, что, даже несмотря на щель в окне, в газовой камере долго не протянешь, - но никто об этом не говорил.
Мы учились на своих ошибках - теперь я держал дверь спальни открытой, Химик оставался в коридоре, а Трент занимался окном. В какой-то момент я вновь услышал голос - "Оставь их мне, и сможешь уйти", и еле удержался от того, чтобы не переспросить, что это значило. Во-первых, я и так не собирался никого вытаскивать себе в ущерб, во-вторых, дверь дома была заперта, а в-третьих, мне нужен был Трент как единственный, кто мог завести машину. Поэтому я ждал, пока откроется путь наружу, - а потом увидел нечто, от чего заорал матом. Из тёмного угла спальни ко мне целеустремлённо полз окровавленный младенец, и у него отсутствовала половина головы. Я топал на него ногой, но он всё приближался, и я отскочил от двери, едва не сшибив Химика - и дверь немедленно захлопнулась. По словам Ботаника и Химика, они призрака не видели.
Хотя опасности явно не было, я не спешил ломиться обратно в дверь спальни, пока Ботаник не вскроет окно. Он ещё трудился, когда в коридоре со стороны гостиной показалась Линда, с трудом приближающаяся вдоль стены. Крови не было видно, и на призрака она не походила - я метнулся к ней, подставил плечо и помог добраться до нас с Химиком. Она сказала, что её ударило током, что опускавшийся потолок оказался голограммой и что Красотка успела выбраться наружу через окно, которое открылось и тут же снова закрылось. Звучало не слишком правдоподобно, и, кажется, Химик ей не поверил, но мне было всё равно. Раздался мат Ботаника - затем из-за двери он прокричал, что на него через окно выпало тело Мышки. Я подумал было, что ему удалось разбить окно, и собрался уже высаживать дверь, но переспросил - оказалось, с окном он ещё не закончил. Мы сообщили ему, что проходящие сквозь окна призраки - тоже, очевидно, голограммы.
Зашла речь о Мышке, и Химик упомянул, что она агент ФБР. Я откликнулся, что знаю это, не вдаваясь в подробности. В голове снова зазвучал голос, громче и настойчивей, повторяя одну и ту же фразу: "Оставь их мне и уходи". Если видения были голограммами, то не был ли голос чем-то вроде радиоволн, тоже подстроенных Мышкой? Я потряс головой. Химик сидел, прислонившись к стене, и говорил о том, что Миа его допрашивала, таким голосом, что стало ясно: повторить эти допросы он не согласится ни за что на свете. Мне хотелось его дослушать, но голос в голове не давал, заглушая, как я ни старался отвлечься. "Уйди"... значит - просто уйти? Что ж, если голос обманывает, я ничего не теряю. Но даже если бы я знал наверняка, что у меня получится, - я бы не стал говорить Генри напоследок, откуда я знаю о Мышке. Плохого я ему не желал. Просто уходил.
Я взялся за ручку входной двери, и к немалому моему удивлению она поддалась. Меня окликнули, рванулись было за мной, но время было упущено - я вышел и захлопнул за собой дверь. Снаружи была тихая ночь, дом обступал чёрный лес. Джип пропал, и ни Красотки, ни Мышки нигде не было видно - и я передумал звать первую, чтобы не привлечь, не приведи небо, внимание второй, если она ещё наблюдала за аттракционом. На всякий случай я обошёл дом кругом и увидел в окне спальни Трента. Мы не могли слышать друг друга, и я попытался показать ему знаками, что машина исчезла, но он шарахнулся от меня в угол комнаты, как от призрака. Я больше ничего не мог сделать и пошёл в лес по колеям от колёс джипа, но обнаружил, что заблудился, и заночевал в ворохе лапника. У меня не было навыков бойскаута, зато не было и травм, поэтому я дотянул до утра, отделавшись лишь воспалением лёгких. Я блуждал ещё до вечера следующего дня, пока меня не нашли.
Как выяснилось позже, при постройке этого коттеджа по технологии "умный дом" какой-то умник подселил в его систему искусственный интеллект. Что-то пошло не так, и учиться заботиться о жильцах программа не смогла, зато была уверена, что всё должно быть по её правилам. Люди этим правилам почему-то сопротивлялись и ломались, но приходили следующие. Трент смог выйти, но, от нервного перенапряжения приняв двор дома без джипа и без Красотки за ещё одну голограмму, вернулся в спальню - что дом поощрил и завёл его себе, как хомячка, дав доступ ко всем помещениям, пище и сети. Так Ботаник смог связаться с внешним миром и сообщить, что в окрестностях дома есть люди, нуждающиеся в помощи. Чуть позже нашли и его. С тех пор он не прикасается к электронно-вычислительным приборам и ведёт все расчёты письменно.
Красотка действительно выбралась, но совершила ошибку, решив подождать остальных. Миа убила её - у маньяка всегда есть одна любимая жертва, а остальные были ей не нужны.
Об остальных я знаю меньше. Химика неслабо потрепало - когда Трент его нашёл, он пытался спасти давно мёртвую Джесс и надышался газом. Зато Трент смог его выпустить, и Химик сам успел добраться до города к утру - сказалась водительская сноровка.
И, что бы там ни было, сомневаюсь, что клуб "Виктория" в ближайшее время возобновит заседания.

Теперь любопытно, как дом моделировал всю эту менталку - заставить передумать уезжать, голоса в голове, - но это мелочи, ибо мистика и ресуррект дверей.) Спасибо мастеру и соигрокам, было ярко и увлекательно! Несмотря на то, что многое неизбежно проговаривалось словесно и прокидывалось на кубиках, воображение дорисовало необходимую атмосферу само, и ощутить себя внутри фильма получилось на все сто.
А до игры - также был рад поговорить с Тикки за DC и поагитировать Алекс на грядущие игры. Все обещанные ссылки и прочая - чуть позже, когда вернусь в мир живых. Не переключайтесь)

@темы: friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты

Птаха уронила мне на голову мотив, который я давно знал и любил. Постоянно теперь в голове крутится.
И если ты надавишь плечом, И если мы надавим вдвоём, То стены рухнут, рухнут, рухнут...

А если вы не видите простоплеер, скачайте браузер TOR!
Правда, для меня эта песня - совершенно не к Пёсьему двору, а к грядущему Пасхальному восстанию. Вот отыграем Письма - и можно будет с полным правом упарываться.

Тем временем Пёсий двор до предыгровой главы третьего тома я дочитал. Могу выговориться - наверное, в последний раз как читатель, потому как о том, что ещё целый том будет твориться, я, кажется, знать не хочу и то, что произойдёт по игре, приму за единственную реальность.
Коротко и сумбурноМетелин, конечно, восхищает: одним выстрелом убить двоих. И ведь мог бы быть единственным персонажем, которого можно было бы назвать революционером - если бы вышел на площадь, чтобы что-то изменить, как изначально и собирался. Но стрелял-то он в итоге не за Петерберг, а всё равно за себя и свои комплексы, как некогда Твирин, а это скучно. Скучно, когда кроме эгоистичных мотивов ключевыми героями ничто не движет.
Впрочем, есть вроде как альтруистичный Хикеракли - которому просто нравится делать всем хорошо. Быть безотказным слугой, тыкать в больные точки, чтобы полегчало. И ладно бы только это - но ведь сдаёт химере, в которую срослась его взлелеянная студенческая компания, живых людей, и гордится сопричастностью, и благодарности ждёт. Будто не видит, что в ней человеческого не осталось. Из того, чтобы обвинять кого-то в нежелании и неспособности противостоять злу, я уже вырос - Хикеракли уж точно не революционер. Но привязанность его принять сложно. Как-то... ошарашивает такая степень одиночества, когда идёшь кормить с руки загрызня, потому что больше некуда идти.
Жутенький мир, где ты либо сам за себя, либо один против всех, либо за всех против одного. Воистину, только быть вдвоём и спасает.
А последние - для меня последние - главы так неприкрыто эксплуатируют ностальгию по проблескам жизни в начале первого тома, все эти обнимашки на крыше, все эти витражи. Так топорно форсируют мотив просветления - и Веня-то, со слов Плети, очистился, и Скопцов исцелился, и Твирин протрезвел, как будто это может быть одномоментным инсайтом, и как будто раньше они не ведали, что творили. Нафиг такое видение отроку, нафиг порывы саморазоблачений - дорогие авторы, мы сами всё поняли, разжёвывать незачем. Вот все радуются, что весна, войне конец, - будто не замечают, что давно уже всё пустили по звезде и фарш не провернёшь назад. Но к этому уже и персонажная горечь примешивается, а я ещё посмотрю, каким граф при приговоре Метелина будет. Предвижу, что никаким.
Свою главу про арест написал на 360+ слов, из которых собственно ареста - пара предложений. Ну, просили же художественный текст, а не оперсводку Останется написать бумажный компромат, и сшить у Тас расстрельную рубаху - и готов.

Вчера вечером отпустил Птаху в Тулу и приехал к Оги на сбор. Выпил чаю с мёдом, поговорил с людьми, поговорил с мастером - завязки проклюнулись. Разъехались уже в десять, и дома часов до трёх я тупил в непривычном одиночестве, слушал музыку, пока по мне бегали рыжие крысы, и не делал ничего. Выспаться выспался, прикиды собрал, постричься зашёл, но так и знал, что что-нибудь забуду: сутану Хильде почистил и оставил >< Удачных игр мне и нам!

@темы: moments of life, friendship is magic, радио Marcus FM, собачий холод, чукча читатель

Получил-таки (ибо в свете приближения деанона был нежданен) ответ оргов Winter Fandom Kombat по поводу непредупреждения в шапке текста об описании изнасилования. Кому интересно?Увы, наказуемо только нарушение правил дайри.ру (отсутствие красной плашки 18+), а в остальном руки юзеров связаны. Неуважительное отношение к читателям, как и несоблюдение договорённостей по бартеру, например, - остаётся на совести команды. Теоретически, в её интересах следовать нормам, на практике - поскольку вылезать на инсайд я не хочу, не умею и не буду, ситуация сможет повториться ещё не раз.
Это логично и правильно: фандомная гигиена - дело рук самого фандома. Ощущение бессилия - как будто что-то большое посмеялось в лицо одинокому тебе - неприятно, но ничего не остаётся, кроме как выбирать фандомы тщательнее. Мне, честно говоря, иметь дело с фандомными битвами расхотелось - ну, разве что соберусь за Крыс сходить, там-то уж должно быть лампово.) А пока - только родной Экипаж, только хардкор, первый текст уже пишется, жду ваших заявок! Оргам WFK спасибо за адекват и сочувствие

Вчера после работы мы с Птахой заглянули на сбор к "Воющим звёздам". Узнали о флоре и фауне планеты назначения, пересчитали количество кораблей (я, как прибывающий на момент начала игры, буду, видимо, садиться кому-то на крышу), распределили обязанности (барышня в кабаке только танцует, за всем остальным - к юноше) и живо обсудили правила по сексу (проблема с сексом, кажется, у одного меня - я по жизни не умею надувать шарики).
Заочно рад видеть Моранн персонажем, которую она рисовала после Гроз, Ванадия - кроссполом, Луара - деревом и Сэма с бесполезным пушистиком(с), и просто рад - Амарту, Алькору, самоотверженно мелькнувшему болеющему Кэлу и другим. Кто хочет задорно поиграть по ЗВ - никогда не поздно к нам присоединиться! И с игрой с Форкона это больше не совпадает (к ней присоединяться можно тоже).

Сегодня с утра мы с крысами съездили к Новиковой в Ласку.
У Фенриса просто абсцесс. Вскрыли, буду промывать. Писку-то было... все эльфы - истерички.)
У крысоФуни п@здецома всей крысы (подробности).п@здецома всей крысы. Первичный осмотр показал:
Многочисленные ОМЖ - их можно было избежать, если бы крысу, родившую в зоомаге и перенёсшую воспаление матки, вовремя стерилизовали.
Крайне увеличенную селезёнку (в которой, возможно, опухоль).
Эктопаразитов (чесотку) - именно поэтому она расчёсывалась до болячек.
Предполагается аденома гипофиза.
До кучи, Фуня полностью слепая - с застарелым воспалением сделать уже ничего нельзя, спасибо ветеринару, который когда-то "лечил" её от "глаукомы".
Плюс затруднённое дыхание с хрипами. Сделали рентген, полюбовались обширным затемнением в лёгких, что свидетельствует о запущенной пневмонии. Тоже поздно что-то исправлять.
Как с такой селезёнкой и такими лёгкими Фунтик пережила первую операцию... только потому, что она герой. А врач, решивший её резать, раньше никогда крыс в руках не держал. Теперь, само собой, - больше никакого наркоза, слишком рискованно в её положении.
Сделали УЗИ. Лимфоузлы брюшной полости настолько увеличены (1.5-2см против нормы в 2мм), что почки трудно разглядеть. Левая почка увеличена, печень увеличена, яичники увеличены, матка расширена (скопление всякого паршивого содержимого). В лёгком абсцесс. Над сердцем новообразование. Бинго! "А здоровое что-то есть?" - спросили крысоводы в очереди. Ну... ушки вот здоровые
Чесотку выведем стронгхолдом - и мужиков прокапаю для профилактики. В остальном - лечить там нечего. Назначено доживание на поддерживающей терапии - буду кормить антибиотиком и гормонами. И баловать - как и всё зверьё, которое недолго сопровождает нас на нашем жизненном пути.
Диагноз Фуни - яркая иллюстрация того, что лечить крыс должны только специалисты-ратологи, а не любой районный ветеринар, даже если он очень хорошо лечит собак и кошек.

Поскольку я приехал в офис за пару часов до окончания рабочего дня и сейчас разгребаюсь - всем напишу/отвечу по поводу Хижины, Нибелунгов, ЗВ, ПД и т.д. уже завтра, поймите и простите!

@темы: friendship is magic, это крыса и ей не стыдно, игрища фандомные

У Веры получилось два альбома прекрасных фото - там много заснеженных просторов и прекрасных людей, в частности, столько совершенно чудесных Трубецких [Райна и Оливия] и Волконских [Хильда и Тиндэ], что я не смогу выбрать, посмотрите сами. А я сохраню только те кадры, которые хочу поставить рядом.
Да, такой крупный был снег. У Ивашева первый день фактически начался с утреннего диалога на крыльце: "Далеко ли Вы видите сквозь крест? - Не дальше, чем без креста, как бы богохульно это ни звучало". И отогревшаяся проснувшаяся бабочка, и оклик отца Капитона, чтобы на мороз эту божью тварь не выпускали.

Красивый-красивый Лепарский [Эри] - как просвечивает человек сквозь мундир, здесь особенно видно. Как непросто держать лицо и спину, когда столько нерастраченного живого и отзывающегося внутри. Всё-таки все мы там были узниками - по обе стороны решёток.

Шикарная рыжая кавказская овчарка - некрупная, зато вон какая голова красивая. В первый раз гладилась бесплатно, но ко второму дню разбаловалась и теми, кто не предлагал подачку, пренебрегала, да и опасалась, что прогонят. Остаётся надеяться, что после всех подношений ветеринар собаке не понадобится. И невозможно солнечный Завалишин [Лас], с ней беседующий

@темы: человек собаке друг, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, 14 дней в декабре, флора и фауна, портрет в интерьере

R.I.P Микеланджело

29.03.2002 - 12.03.2016

@темы: микеланджело, человек собаке друг, некролог

Ноосфера существует. Вечером среды, по дороге с работы, на вопрос Птахи о том, как я раньше играл в словески, я вспомнил Салитэрию и - в качестве примера - линию Кестреля и Литэна, как самую долгоиграющую. На следующий же день - и суток не прошло - Элм написал мне о намерении всех причастных снова на Салитэрии поиграть. А я уж почти не надеялся, с печалью глядя порой на старый дайри-тэг. И теперь я рад и не боюсь "двух раз в одну реку". Такое не ржавеет.

Взяли билеты до Питера. Поставим начальство перед фактом, что проведём там все майские, с первого по девятое включительно. Питерские други! Кто хочет с нами увидеться - а то и готов вписать, от формата "в гости с ночёвкой" и более? 6-9 мы будем на игре, плюс на некоторое время впишемся у Хэльвдис.

Работается со скрипом. Со стороны коллег доносится разное: то "Ты хочешь всех к стенке поставить?" (о перестановке столов), то "Человек застрял на Декабристов, его срочно нужно вытаскивать!" (об улице и нерадивом таксисте). Читаю про Зарентуй. Признаю - застрял. Но вытаскивать меня не надо!

На Весеннюю разминку за команду Экипажа приглашаю помпономахателей, в чьи обязанности будет входить: а)фидбэк авторам; б)ссылки на выкладки в постах своего дайря; в)участие в голосовании по желанию. Хорошо бы знать канон.

Завтра Птаха проводит весь день на геймдев-ивенте, поэтому есть эксклюзивное предложение меня - опции: в гости ко мне (бардак, крысы, сидр, настолки), в гости к вам, бюджетный культурный и некультурный отдых в городе. Есть вероятность, что я завтра еду за крысой, но это не должно занять много времени. Энибади?
А сейчас у нас стартует пьянка в "Висельнике"

@темы: moments of life, гнездование пернатых, 14 дней в декабре

В пятницу я пережил восьмомартовский корпоратив - начал работать, когда все начали праздновать (задание свалилось в шесть), и после каждой строчки текста выходил из-за стола на тост. Припёр домой два тюльпановых веника сквозь ливень со снегом, а выезжать на полигон мы с Птахой решили на следующий день. Подхватили завтрак из KFC, встретили у вокзала Хэльвдис и Ласа и успели на электричку. Там нам поочерёдно предложили приобрести всё то, чего мне впоследствии по игре не хватало: крымскую лаванду, батистовые платочки и Евангелие с золочёным обрезом. И - особенно вовремя - носки, ибо ноги промокли ещё по пути от дома до метро.
В славном городе Дмитрове мне продали мартини без паспорта, и, запасшись едой, мы погрузились в такси до того места, где дорога кончалась. С остановки нас подобрал хозяин полигона Григорий - в бодром вездеходе выхлоп, видимо, выводился в кабину, плыл голубыми облаками под потолком и ел глаза, зато по колее через снежную целину мы успешно добрались до места будущего заключения. Птаха отправилась в технятник, я - обустраиваться в камере и переодеваться. Туфли формата босоножки, как выяснилось, промокают куда меньше сапог.)
Святогорово прекрасно - и просторами вокруг, и тёплой печкой. Там было потрясающе, хотя не могу сказать, что мне легко было с Ивашевым, - но никто и не обещал, что будет легко. Страшновато осознавать, что немалая его часть осталась там, в несбывшемся; после Долгожданного лета (отчёт для тех, кто ещё не в теме) - сложно привыкать, что Каховского, Сержа, Мишеля он не знает (с другой стороны, во сне возможно всё). Попробую, как обычно, передать словами - которые и малой доли не передают - от лица Василия Петровича Ивашева.

Сны и явь - записка перваяПриснилось тягостное в один из дней томительного ожидания: темнота, снег за окном летит крупный, будто стая белых птиц, и против света фигура в аксельбантах зачитывает приговор. А за ней кто-то жжёт в камине бумаги - как я сжигал однажды, когда узнал о распоряжении задержать Дмитрия Завалишина, прежде чем перехватил его на заставе и привёз в дом своих родителей. Затем забили барабаны, и объявили гражданскую казнь. Прямо перед камином оказалась плаха, к ней поставили на колени Сергея Трубецкого, переломили над ним шпагу, сорвали с него эполеты и бросили в огонь. Я смотрел, как то ли бумаги горят, то ли эполеты, ждал, когда назовут моё имя, - и проснулся.
Проснулся, как угоревший - с тяжёлой головой и звоном в ушах; выпил воды и услышал, что мой сокамерник, Евгений Оболенский, проснулся тоже. Он говорил о том, что снилось ему, сетовал, что если бы в Южном обществе не оказалось человека, с излишним рвением дававшего показания, то всё было бы иначе, - я почти его не слышал, - и беспокоился, не болен ли я. Я отвечал, что это всего лишь нервы - по такой погоде я не знал, как скоро доберётся сюда Камилла; за окошком действительно виднелась сильная метель. Я советовал Евгению не унывать и ждать весны, а когда он ушёл, я навестил наших соседей, Константина Торсона и Николая Бестужева. Они добыли где-то огрызок карандаша и чертили корабли, рассчитывая, в каком месте расположить колесо, приводящее корабль в движение. Дмитрий, как другой мореплаватель, тоже наблюдал. Тогда и промчалась мимо разыскивавшая меня со счастливой вестью Мария Николаевна Волконская.
Едва я услышал, что Камилла уже ожидает меня внизу, - не заметил, как сбежал по ступеням. Караульные сказали обождать на крыльце, пока будет дозволено войти к коменданту. Казавшееся долгим ожидание объясняли описью привезённого имущества. Я вошёл в кабинет Лепарского, протянул руки к Камилле, закутанной в шаль, - и мгновение спустя мы сжимали друг друга в объятиях. От избытка чувств она лишилась сознания, Лепарский помог мне перенести её на скамью. Ей поднесли нашатырь, и я проводил её в дамский дом отдохнуть, освоиться и познакомиться с остальными женщинами. Лепарский венчание дозволил и сказал, что отныне это дело только отца Капитона, но посажёным отцом быть отказался, напомнив, что он католик.
Камилла также была католичкой, но отец Капитон мне объяснил, что заново креститься не нужно - для перехода в православную веру достаточно покаяния на исповеди. Вернувшись в казематы, я повсюду слышал поздравления и вопросы, скоро ли свадьба; Александр Барятинский, который ввиду болезни не мог надолго выходить из лазарета, просил хоть перед его окошком пройтись с невестой. На работы меня по случаю перемены в жизни не взяли, и я, не в силах усидеть на месте, отправился встречать почтовую подводу к самым воротам - не будет ли письма от родителей или сестры. Гладил рыжую сторожевую собаку - и почесать бы за ухом, да уши срезаны; караульные сказали, что на то у собак свой устав имеется. Хорошо, что мы не собаки и нам по уставу уши не режут!..
Письма и газеты принесли в казематы, но на моё имя ничего не было. Также прибыл ревизор из Петербурга, некто Воронин, во фраке и цилиндре, будто и не по Сибири ехал; всем комендант сказал соблюдать порядок, но разговоров было до самого обеда, и Горбачевский как раз затеял сбор подписей на учреждение общей артели, куда каждый вкладывался бы произведениями своего труда, деньгами или же продуктами. С Камиллой вновь встретились за обедом. Я представил её Оболенскому и Барятинскому, которые весьма страстно её приветствовали, и указал ей прочих своих знакомых, к которым она могла иметь весточки или подарки из Петербурга и других городов.
Отец Капитон торопил с венчанием до начала рождественского поста, и решено было обряд провести немедля, пока все не разошлись. Услышав от Камиллы, что, по словам других женщин, переходить в православие не обязательно, он попенял, что решение переменить веру должно быть твёрдым, а коли такового нет, то лучше обождать, а не совершать поспешных порывов. Тут кстати и Лепарский велел всем задержаться в зале и объявил о введении более строгого режима, никак, впрочем, не сославшись на ревизора, который держался в стороне, но ел из общего котла. Отныне воспрещалось собираться больше чем по трое, и женщинам навещать мужей полагалось только в присутствии караульного. На венчание, как и на службы, собраться дозволили, и Камилла ушла переодеваться в свадебное платье, а я - созывать успевших уйти к себе заключённых.
Более никто не вызвался, и потому в последний момент я повторил свою просьбу к Лепарскому - и он согласился быть посажёным отцом, а посажёной матерью Камилла пригласила Марию Николаевну. Отец Капитон взял кольца, которые привезла Камилла от моей матушки; я похудел - кольцо было мне велико. Нашлись и венцы, и мы пошли вокруг алтаря - в тесной часовне круг был мал, так что едва не закружилась голова. Все пропели нам хором "Многая лета", а государю императору - только голоса караульных. После обряда Лепарский обещал как можно скорее решить вопрос с выделением для нас отдельной семейной камеры и разрешил мне провести вечер в женском доме, у супруги, с двумя избранными гостями. Выбрать было непросто, но я позвал в первую очередь Дмитрия, а затем догнал и Алексея Юшневского, который согласился зайти ненадолго - прежде чем вернуться к своей жене Марии Казимировне.
В женском доме накрыли скромный стол - Камилла привезла пряников, я достал припасённую яблочную пастилу. Мы с Камиллой, продрогшие в свадебных нарядах, обнялись крепко под тулупом Завалишина. Выпить "за здоровье молодых" сперва было нечего, но караульный сжалился и принёс самовар, а затем Мария Николаевна, ангел наш, сбегала куда-то и как по волшебству выложила пригоршню конфет и бутылку красного вина. Караульного угостили также, и он не вмешивался. Рядом с нами женщины нянчились с детьми; у маленькой дочери Александры Муравьёвой был жар - мы помогли растолочь лекарство. Юшневский к вечеру откланялся, и остались мы втроём, самая как есть семья - роднее у меня здесь не было. Дмитрий читал стихи, и я решил прочитать записку со стихами, переданную мне за обедом. Я думал - Оболенский успел написать, но Дмитрий узнал бумажку из-под содового порошка: это был Барятинский... Зашёл в поисках брата Андрей Борисов, и его вовлекли в детскую игру. Неожиданно с ним приключился припадок, послали за доктором Вольфом, и мы с Дмитрием спешно ушли - он даже оставил свои книги.
Я хотел после ещё побыть с Камиллой, но она хотела поговорить с Вольфом, и я ушёл в свою камеру и там задремал. Так мне привиделся ещё один сон - будто я на приёме, и вокруг знакомые и незнакомые лица, и пьют за годовщину установления нового правления. Барятинский - князь Барятинский - по своему обыкновению говорит о желании реформировать по уму кавалерию, а я отвечаю, что у кавалерии ума нет, а есть только ноги, и все задние; давно, ох давно мы с ним не шутили так здесь, в неволе. И Павел Пестель, которого я давеча вспоминал, поздравляет меня с женитьбой. Я указываю на него Камилле, говорю, что это и есть Поль, о котором я столько рассказывал, - а после снится, что я её ещё не знаю, и княгиня Трубецкая подводит Камиллу ко мне, спрашивая, помню ли я её. Снился и Дмитрий - что Пестель предлагал ему отправиться в русскую Америку, а я поддакивал, что он всегда об этом мечтал и справится как нельзя лучше... Пили шампанское, звучал вальс, кружились пары, и кто-то говорил, что этого не может быть - а я смотрел на Поля и его друзей и верил, что так быть может, только так и может. Позвали смотреть салют, и послышались выстрелы. Все сгрудились в дверях, я ничего не видел, хотел было подойти к Пестелю и спросить, отчего стреляют, - и так и проснулся с грохочущим в ушах сердцем.
После того, как там, во сне, хотелось от радости плакать, возвращаться в пустую душную камеру было ещё невыносимей. Я вышел и вскоре наткнулся на Дмитрия - ему также не спалось, как, впрочем, и многим. Его уже вызывал к себе ревизор, и Дмитрию гадко было вспоминать, как этот чиновник сперва просил его записывать под диктовку из "Франкенштейна", дабы сличить почерк, а затем спросил, не знает ли Завалишин, кто мог написать донос на Марию Казимировну. Я был убеждён, что кто-то желает рассорить нас - но у него ничего не выйдет. Тем временем женщины пришли помочь и поддержать Екатерину Ивановну Трубецкую, которая вот-вот должна была родить. Камилла уже заняла себя вязанием и живо интересовалась у меня, как протекает местная жизнь, чем увлекаются заключённые, хотела найти своё место в этом маленьком мире. Услышав, что Дмитрий ни от кого не получает писем, она пожелала сама написать его сестре.
Отец Капитон окрестил нового члена общества Петровского Завода - так несколько радостных событий соединилось как бы в одну симфонию. Но скорбный у неё был финал. В Литературной газете, где я проглядывал обширную рецензию на пьесу "Ижорский" Кюхельбекера, обнаружили стихи Пушкина на взятие Варшавы. Так из разрешённой корреспонденции дошли до нас запоздало политические новости из внешнего мира - и ошеломили всех, в особенности поляков. Конституция, стало быть, дарована была только на словах, - а также это значило, что польские общества всё же выступили. До поздней ночи вместе с польскими соратниками оплакивал Петровский Завод Варшаву.

Явь и сны - записка втораяИной памятный день был в канун Рождества. С утра всех собрали в часовне на рождественской службе и благодарственном молебне в честь победы русского оружия. Пришли с жёнами, с детьми; с краю стоял и ревизор - кто-то подсказал ему снять цилиндр. У Лепарского, стоявшего впереди, губы дрожали, как от еле сдерживаемого гнева - видимо, он успел уже столкнуться с кем-то из поляков, которые, хоть и люди кроткие, были способны твёрдо стоять на том, что посещать молебен не желают. Отец Капитон о случившемся ничего не упомянул, сказав, что нам о том лучше поведает господин комендант, и прочёл проповедь, заметно волнуясь. В ней он рассказал, что Господь устроил этот мир как сад, чтобы человек его возделывал, но когда человек Его ослушался, с того и начались и глад, и мор, и войны. И перед всем караульным гарнизоном наш батюшка высказывал надежду, что войны однажды прекратятся.
После службы я проводил Камиллу до дамского дома, где караульный заявил, что дальше мне ходить не положено. Опасаясь, не пропустил ли я вызов на работы и не сочтут ли меня отлынивающим, я поспешил к казематам. Я, однако, не опоздал, и как раз созывали добровольцев на расчистку двора от снега. Инструмента было мало - Завалишин взялся за лопату, а Трубецкому достались грабли. Остальным велели починить забор. Взглянуть на это вышли даже дамы; мы унесли старые прогнившие брёвна и устанавливали новые, и просто размяться на свежем воздухе уже было радостно. Но один из караульных заметил, что у меня прохудилась обувь, и отослал на мельницу, где днесь сломалось одно из колёс и работал один лишь Артамон Муравьёв. Вдвоём, перед караульными и проходившим мимо отцом Капитоном, спели мы за работой "Ой да не вечер" и "Чёрного ворона", а Муравьёв ещё крамольную песенку из оперетты про Генриха VI вспомнил.
Окончив с нормой, вышли на шум - во дворе натурально ломом плац подметали: в бесплодной борьбе с сибирским снегом всё пошло в ход, и Горбачевский ломом азартно долбил сугроб. Муравьёв собрался было скатать снежок, но сопровождавший нас молодой караульный забеспокоился и потребовал расходиться по камерам, а снаружи не оставаться даже на расстоянии, безопасном для снежных снарядов. Делать нечего - я убрался под крышу, где почти никого не было, зашёл к Николаю Бестужеву и застал его рисующим акварелью. Он позволил мне присоединиться. Он пытался, видимо, нарисовать пушку, но получалось всё летящее, приближающееся ядро чёрным блестящим шаром; я рисовал первое, что в голову пришло - безухую голову рыжей сторожевой собаки. Странно, должно быть, когда один стремится запечатлеть самое важное, а другой - собаку? Бестужев оставил рисунок и попытался на обороте писать кистью - пока не обнаружили, и пока не забылось. Я утешался тем, что нас помнят родные и друзья, что мы сами доживём до послабления режима и напишем мемуары, а Бестужев возражал, что мы уже не помним былые чувства - например, как в юности теряли любимую собаку или лошадь. Я не стал говорить вслух о том, что эти чувства и доныне могут быть свежи - а уж о незаживающих ранах от потери людей нечего и судить.
И только я подумал об этом, и о своём сне, где мёртвые вновь были живыми, - вошёл Торсон и сообщил о том, что Александрин Муравьёва, под Рождество разболевшаяся, скончалась. И тут же меня позвали к жене. Я, заранее напуганный тем, какое потрясение произвело на неё случившееся, заглянул в лазарет, затем в общий дом. Камилла плакала на скамье в сенях - я встал перед ней на колени, и чем я мог утешить её, кроме того, что светлая душа Александрин ныне в лучшем мире? У Александрин остались маленькие дети - хорошо, что они привыкли быть со всеми женщинами, - и лишь недавно она была здорова... Камилла боялась, что с ней случится то же, и я обещал никогда её не отпускать, повторял, что мы будем жить и вдвоём справимся.
Вскоре она уже улыбалась сквозь слёзы и грозилась в следующий раз во время работ побить меня сковородкой за то, что я редко с ней вижусь и не нахожу предлога перед караульными навестить её. Тогда, по скорбному поводу, караульных нигде не было видно, и мы долго стояли неразлучные под капелью у дверей дамского дома, - и Камилла обмолвилась, что ей кажется, что за её счастье я заплатил своим несчастьем, ведь если бы не приговор, я оставался бы офицером, а она - гувернанткой. Я отвечал, что если бы пришлось выбирать, я не задумываясь выбрал бы счастье с ней в Сибири, а не жизнь без неё при штабе, и также сказал, что не случись ссылки, мы всё равно нашли бы друг друга, ежели Господь нас друг другу назначил.
Так, покуда мы живы, слёзы всегда сменяются смехом, а смех слезами. Мы вновь ненадолго расстались; в казематах в ту пору было оживлённо - репетировали некий чудом допущенный водевиль, прямо по ходу чтений назначая роли. Дмитрий был неподражаем в облике юной скромницы, отказывающей домогательствам распутного француза-Торсона - Мария Казимировна нашла ему даже что-то вроде шали заместо юбки. Нянюшка бедной девицы, исполняемая Горбачевским, намеревалась её подменить, сюжет приближался к фривольной развязке, и тут веселье потухло, когда всех созвали на отпевание Александры. На всех не хватило свечей; я держал одну, за себя и за Камиллу. Александр Муравьёв пел подле отца Капитона. Ревизор, к общему облегчению, уже уехал. Простые местные каторжане - и на них распространялся свет добродетели Александры - вызвались вырыть за рекой могилу. Один за другим, в сопровождении караульных, мы пересекли скользкий мост, бросили на гроб комья снега, обледенившего землю, - и яму закопали, и воткнули крест. Разошлись тихо.
Вечером слушали пана Рукевича об Академии в Вильно. Помню слова Горбачевского - "Под это, пожалуй, не заснёшь", и всё же меня сморило, и я ушёл к себе. И снова был сон - блестящий приём, но совсем иной, и знакомые лица кажутся чужими, а чужие - знакомыми; ордена и украшения на дамах слепят глаза, так что не разглядеть. Вижу Камиллу - она под руку с офицером, нашим недавно прибывшим караульным, о долгой беседе с которым она в тот день упоминала. Ко мне подходит Пестель, вернее, его двойник в очках, поздравляет с премьерой оперы "Жизнь за царя" и сетует, что я всё один да один. А приём - по случаю победы императора над Польшей, и поэт Рылеев посреди зала громко читает стихи, и я мучительно думаю - опера о торжестве над поляками, но я ведь не знал, не ожидал, и как дурно вышло; я хотел писать музыку, но это не моё место, неправильное, и счастья, несмотря на славу, мне нет. И тревога душит, несмотря на шампанское и оркестр: Барятинский пьян, и Горбачевский пьян и срывает с него кивер, говоря, что его друг Александр Петрович носил такую шапку, а другим не положено; его пытаются успокоить, но Горбачевский кричит, перекрывая музыку: "Враньё, это всё враньё!", дамы и кавалеры шепчут своим парам "Давай уйдём", и все расходятся, исчезают, а я, растерянный, - проснулся.
Может, и права была Камилла, что если бы всё было по-другому, то мы бы не встретились? За наше счастье в несчастии уплачено жизнями - а смог бы я, если б знал, отказаться от счастья с Камиллой, отказаться от жизни ради хоть малого шанса осуществить наяву тот, предыдущий сон, в котором всё получилось? Нет ответа на эти вопросы и быть не может. Одно я чувствовал бесспорно: за наших ушедших друзей и подруг - мы должны во что бы то ни стало жить и быть счастливыми, сохранять их в памяти и на бумаге, растить детей Александрин и своих на смену им и нам.
Я слышал, что Завалишин попал в лазарет - стало плохо с сердцем; зайдя навестить его, я встретил там же Камиллу. Остро пахло травами - я попробовал пряный отвар. На соседней койке поправлялся Пётр Борисов, а Дмитрию не терпелось сбежать из-под опеки доктора Вольфа, он скучал - и нелегко было удержать его на месте, поскольку он был ещё слишком слаб. Камилла собиралась рассказать ему сказку о том, как мы с ней встретились, и я предложил ей рассказать её вместе. В этой сказке я был принцем (и не важно, что падал с белого коня), который вырос и ушёл служить своему королю (или королю своего короля), а дочь его нянюшки тоже выросла и сама стала воспитывать чужих детей. А потом... потом, подсказал я, принц познакомился с очень честными и храбрыми людьми. Король рассердился и сослал его в далёкую северную страну, а дочь нянюшки тяжело заболела. Тогда её мать сказала королю, что её дочь спасёт лишь поцелуй принца. Король дозволил простой девушке воссоединиться с возлюбленным, и она отправилась в долгое опасное путешествие... и пусть встреча ознаменовалась не поцелуем, а обмороком, - я сказал, что это не конец сказки, а только начало. И ведь в этой сказке не было неправды. Это чудо, которого я совершенно не заслуживал, случилось в действительности - чем я мог его оправдать?
Помимо Вольфа и Ильинского, заходил сам Лепарский, и Завалишин просил у него не за себя - за Камиллу, чтобы в рацион женщин, терпящих вместе с нами тяжёлые условия, был включён бульон. Лепарский обещал приказать зарезать телёнка. То было как нельзя более вовремя. Камилла вышла за кипятком для Завалишина, и минуту спустя позвали доктора и меня: она потеряла сознание. Её перенесли в ближайшую камеру, положили на постель, подложив все нашедшиеся подушки. Мы с Вольфом её поддерживали, рядом был и Дмитрий, пренебрегший собственным недомоганием. Доктор констатировал голодный обморок, просил меня звать Камиллу по имени; я держал её холодные ладони, но она не отзывалась, хотя глотала воду с ложки. При помощи сочувствующих заключённых нашёлся сахар и даже сладкий чай, а затем Мария Николаевна принесла настоящий шоколад, который мы раскрошили в кипяток и немного остудили. Когда Камилла начала приходить в себя, Вольф потушил свет, дал ей снотворное и обещал выписать трав для аппетита, и посоветовал спать на подушке с лавандой. Я подтвердил, что закажу через Лепарского и лаванды, и всего необходимого, и остался с Камиллой, надеясь, что она уснёт и наберётся сил.
Она попросила что-нибудь вспомнить, и я стал вспоминать совсем далёкое детство - солнечные часы из крышки от ящика, выструганный вместе с отцом плот, на котором так никто никуда и не поплыл... Камилла улыбалась, что тогда нам нужен был Дмитрий, и всё говорила, и не хотела, словно боялась, засыпать - и вдруг уронила голову и перестала отзываться. Пульс был снова слаб, и я пустился, не замечая караульных, на поиски доктора Вольфа. Он как раз выходил из дамского дома, одобрил то, что я всполошился вовремя, и последовал за мной. Меня восхищало его спокойствие - он знал, что необходимо предпринимать, и при том был не хладнокровен, а, напротив, готов был испробовать любые средства, только бы спасти вверенную ему жизнь.
Камилла бредила, просила отца не уходить, и Вольф, обнимая её, отвечал ей по-французски. Я ничем не мог помочь, и от страха потерять её так скоро, лишиться единственного повода ценить жизнь - слёзы заструились сами собой на тулуп, подаренный мне Дмитрием, на письмо отца, адресованное нам с Камиллой и полученное ею днём. Но вот она начала узнавать меня, а скорее - вспоминать, и доктор вновь препоручил её мне. Я прижимал её к себе, а она шептала, что я ей снюсь - ведь я всегда уезжаю в ставку к Витгенштейну. Я обещал никогда её не оставлять, поил шоколадом, и она, выпив весь, окончательно очнулась и согласилась поспать. Я не мог оставить её и уверил, что и вздремнуть смогу рядом. Так и вышло: душевные силы быстро меня оставили, и я задремал, укрыв Камиллу тулупом. И сон, посетивший меня, был самым невозможным.
В том сне я прошёл сквозь голубую дымку - и увидел всех, разбирающих почту и передающих листы друг другу. Но это были не письма, а как бы страницы из книг. Мои глаза всё ещё были полны слёз, и в них всё расплывалось, меня удивляли годы, которые я видел на страницах - годы на века вперёд. Нам протянули фотоснимки наших повзрослевших детей - Пётр Ивашев, в честь отца... Нашлась опубликованная партитура моего романса - в начале публикации говорилось о моей смерти, и Камилла вздрогнула, но я радовался, что текст кто-то сохранил, и она стала радоваться вместе со мной, что романс будут играть и петь.
Слёзы капали на бумагу, а я продолжал выбирать страницы - и разглаживал пальцами изображения бронзовых досок в память и о нас, и о казнённых, и имя Пестеля мне встречалось, и другие. Значит, Николай Бестужев напрасно боялся - ничто не забыто, ничто не пропало, всё было не зря. Земная жизнь, оканчиваясь для наших странствующих душ, продолжается в памяти живущих. Вокруг меня улыбались, смеялись, обнимали друг друга; я тоже был радостен и счастлив, и ни смерть, ни явь уже ничем не страшили, когда во сне я видел рисунок планеты, названной в честь Борисова, или изображение острова, открытого Торсоном, точь-в-точь похожего на его недавний рисунок. И памятник, почему-то в Чите, на нас не похожий, - всем последовавшим за заключёнными женщинам один. Памятник сказке, оказавшейся единственно возможной явью, - пусть помнят её, пусть пишут стихи и картины, а мы проснёмся - и будем ради этого жить.

Пардоны и благодарностиДля начала извиняюсь, что не додал, и в первую очередь по близким связкам. Мне ещё учиться и учиться проявлять инициативу в играх "в мирную жизнь", когда каждый играет своим "домом", а ты на "главной площади" по большей части подсматриваешь и подслушиваешь внешние отголоски. Караульных, разлучавших с супругой, честно слушался - а надо было с ними договариваться, конечно.
Субботним вечером мне просто понадобился тайм-аут - поужинать и Птахе еды отнести - поскольку после второго сна отходняк нехило качнул маятник в какую-то противоположную сторону, а именно - в персонажа с близящегося Винчестера, на коем меня не будет. Сливать эмоциональные излишки сквозь этого персонажа обычно удобно, но тут он врубил панику "где я кто все эти люди я должен быть не здесь забери меня отсюда у тебя же есть деньги", и убедить его в том, что игры, во-первых, не совпадают, а во-вторых, что дело не в суммах, было невозможно. Пришлось выдохнуть, переключиться обратно и вернуться в игру на остаток вечера, пока уже после отбоя меня не утащили вниз песни слушать. На следующий день незваный Рэндалл уже не просыпался.
Спасибо мастерам за доверие. Спасибо за Петровский Завод, он был настоящий до каждого брёвнышка, живой наяву и во снах, перекликающихся, отзывающихся. Спасибо.
Спасибо Фреду, Эри, Птахе, Сули - ну, вы понимаете, да. Вы герои. Спасибо всем техам!
Спасибо моей прекрасной и неподражаемой Камиль [Аннетта] - хрупкой и самоотверженной. За тихий голос с акцентом, за веру и поддержку, за то, что едва я после очередного эпизода отползал в свою камеру ужевать клочок лаваша, как меня уже разыскивала жена) Ты чудо, ты сделала мне львиную долю игры и обвма, мне до тебя далеко - и было необычайно комфортно и тепло взаимодействовать. Это была именно та история любви, спасибо!
Спасибо Дмитрию Завалишину [Лас] - благородному и искреннему Мюнхгаузену, чахнущему от нерастраченных сил: нельзя альбатросов в клетку, нельзя!.. За "мой брат Базиль", за ненавязчивую заботу, за теряющиеся то и дело книги, за беззащитную стойкость и несмирение со злом.
Александру Барятинскому [Мышь] - неунывающему чудаку с чувствительной душой и безграничным обаянием, за стихи и дружбу. Прости, что мало говорили.
Отцу Капитону [Ангел] - простому, светлому, родному за правильные слова и поступки, за огромное взаимное доверие. Такая безусловная доброжелательность в таком месте - бесценна.
Доктору Вольфу [Хэльвдис] - за исполнение врачебного долга во всём, за человечность и понимание с полуслова. Волнуюсь о судьбе замечательных пиявок - не слишком ли фатально сказались на них холод и голод?
Артамону Муравьёву [Бран] - за песни и за цепляющий образ никогда не жалующегося человека с оголёнными нервами. Хотелось если не защитить, так хоть услышать. Надеюсь, второе хоть немного со стороны удалось.
Марии Николаевне [Тиндэ] - за бескорыстное участие и за всё, что Мари сделала для Камиль.
Николаю Бестужеву [Элвэ] и Константину Торсону [Нинкве] - за корабли и острова, за акварель, за короткое "а Вы были на площади?", за память, которая с нами всегда.
Спасибо всем обитателям Петровского Завода - нет слов, чтобы всех и всё объять: южан, поляков, матерей, братьев, товарищей, десятки переплетающихся голосов и судеб. Мы сделали это. Мы там были. Спасибо.

Теперь ощущаю, что просто обязан выйти на площадь в декабре. Не собой и, конечно, не Ивашевым, но отчасти - и за него, и за себя. Пусть эта музыка будет вечной.
*О выезде и прочем постигровом пожизняке - следующим постом.

@темы: moments of life, friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, 14 дней в декабре

Тот самый исторический кадр со снятием ошейника, Веня в лице Афь и граф N. в лице меня без парика. Парик тем временем пора заказывать и хорошо бы ещё чёрный для Маркуса Кейна и - на будущее - графа Альбера, но это я губу раскатал.

Не нашёл других наших фото с Вескона (видел, что снимали Айни и Лоссэ - где взять?), но этот кадр с поклонов после "Хурина" мне очень нравится, потому что мы улыбаемся-обнимаемся и красивые все.

Внезапно и приятно выиграл футболку за репост от Фандомании, выбрал фандом Шерлока. Кажется, ко мне притягиваются чёрно-белые вещи, и мне это нравится и пофиг, что они не сочетаются с пижамными штанами в совушках.)


Вчерашняя восьмомартовская рассылка - уже 8 продаж. Ачивка, чо.
На сайте очередного клиента, торгующего фотопринтами на холсте, прочитал "КРЕПЁЖЬ". Мои глаза были дороги мне как память, они достались мне от дедушки, за чтоо?..
И на том же сайте при выборе рандомной репродукции на меня выпал... "Заключённый".

Два дня до Завода, а всё не верится, и кабы работа не пожирала, было бы совсем хорошо.

@темы: не вырубишь топором, 221B, соседи по разуму, собачий холод, ролевиков приносят не аисты, холщовая накидка, песчаная скрижаль, 14 дней в декабре, портрет в интерьере

@темы: дорогая, я купил тебе хуйню, мракобесие детектед

Вместо «Пьянки» пятничным вечером у нас был др одного из сотрудников, где мы объелись пирогами и попробовали подаренное ему вино, весьма благородное красное сухое Сен-Жюльен. А «Пьянка» не состоялась – у нас отвалились все участники, кроме Силя и Дёгред, и в довершение сложились и мы сами: меня накрыло давлением так капитально, что я приполз домой, упал и проспал до полуночи. Но теперь мы ждём всех заинтересованных в «Висельника» 11 марта - заявляйтесь!
В субботу я устроил многоходовочку «Чтоб вы так работали, как мы отдыхаем». Проснувшись к полудню, мы с Птахой наконец-то съездили в Хобби-центр на Черкизовской – забрать из магазина-музея Хонтора давным-давно оплаченную раскраску-гиенку. Она совсем маленькая и жутко милая со своими ухами и гривкой, когда Птаха распишет – результат покажем, а пока выглядит вот так.вот так (фото детализацию морды и фактуру не передаёт):

Посетив магазин комиксов (много фигурок по Марвел и совсем мало по DC, где найти маленького Флэша в пару к нашему Фонарю, судьбоносно взятому в добрые руки на Слэшконе?) и магазин аниме, уехали на Третьяковскую перекусить в Марукамэ. Оттуда я стартовал прямиком к Хильде на Новогир, одолжил сутану и забрал книжку Тиамат от щедрот Хельги, помахал лапой Кесс и, разлучив мяучащее Шило с лямками своей торбы, вернулся к метро. Там я влез в трамвай и поехал до Семёновской. Это было несколько опрометчиво, ибо ехал я больше часа, но, с другой стороны, красиво – обожаю трамвайные пути, проходящие в стороне от автодорог.
Так я свалился к Вере – «мы к вам заехали на час», доиграть партию в Диксит, которую уже составили, помимо хозяйки, Мэв, Луар, Дуглас и Лукреция, выпить сидру и поесть конфет с медведЯми. Ворвался фиолетовым зайцем (без крапинки), добегал до конца колоды, и мы с Лукрецией уехали до метро. Предавшись пьянству и азартным играм, я отправился на Иссен играть священника. Кажется, это традиция – раз в год выходить падре (прошлый был 14 февраля). Я рассчитывал повторить свою любимую медитацию "застегни 33 пуговицы", а сутана оказалась на липучках!
Тут об игре, с отчётом персонажным
Настоятель прихода и духовник местного аристократического семейства Эрхард Вальдер оказался человеком более мирским, нежели его предшественник, неотмирный падре Алонсо. Эрхард тянулся к людям и их радостям, как ночной сторож к освещённым окнам, - чтобы можно было улыбаться, глядя, как девушки разбирают украшения в подаренной шкатулке, можно было шутить, петь, играть с левреткой, играть в слова. Сам он ни разу не любил и не имел своей семьи - и навсегда отрезал себя от этой возможности после одного происшествия. Да, как игрок я понимаю, что мы в ответе за тех, кого приручили, а не за тех, кто сам привязался, и что Эрхард не убийца, - вот только попробуйте объяснить это самому Эрхарду
Воспоминания падре Эрхарда об одной неспокойной ночи
После того, как по окрестностям Бирнхалле поползли дурные слухи, инквизиторов ждали со дня на день. В болтовне простолюдинов ничего необычного не было - якобы каких-то воришек в поместье спугнула нечисть; стража могла позабавиться, а у страха глаза велики. Я был уверен: как только инквизиция подтвердит, что всё в порядке, кривотолки сразу же прекратятся.
В тот вечер мы ужинали в семейном кругу - глава дома Райнер Леманн, отправивший жену с младшей дочерью отдохнуть на море, его сестра Максимилиана, вдова, со своим другом, его старшая дочь Мередит с мужем Гельмутом, и его родные, прибывшие около двух месяцев назад: племянник и племянница, не брат и сестра друг другу.
Первым в наш дом постучался путник издалека, со сложным именем, прибывший в Локарет по делам своего семейства, лекарь и специалист по ядам. Райнер сразу заинтересовался возможностью обмена опытом с домашним лекарем семейства. Я не стал бы так доверять незнакомому иноверцу, но чужак держался скромно и с благодарностью разделил нашу трапезу.
Когда мы уже собирались расходиться ко сну, ворота вновь распахнулись - визит инквизиции оказался одновременно поздним, поскольку время шло к ночи, и ранним, поскольку они должны были приехать на следующей неделе. Прибыло двое инквизиторов из соседней епархии, специализирующихся на охоте за нечистью, и двое из местной; хозяин пригласил их поужинать, а я присоединился к их молитве и предложил им доброго вина с виноградников здешнего монастыря. Конечно, меня спросили о происходящем в приходе, но в окрестностях Бирнхалле вот уже год с последнего происшествия, как было тихо: никаких проявлений тёмной магии или нечисти, никакой паники или странных смертей. Эта ночь грозила быть самой шумной за долгое время.
Вслед за инквизиторами дом наполнился незваными гостями: явился не то солдат, не то наёмник, говоривший, что был матросом, а сейчас подвизался курьером и имеет дело к епископу, который должен был также находиться у нас. Возникли ещё двое, чьи имена я не слышал и счёл невежливым переспрашивать, - один из них, кажется, сопровождал кого-то из инквизиторов. Слуги всем подали угощение, и члены семьи постепенно перешли в гостиный зал, а инквизиторы попросили освободить им кабинет для работы.
Более исследований и расследований инквизиторов никто воочию не видел. Тянулись минуты и часы ожидания, и, чтобы скоротать их, устроили было чтения стихов, но моряк-посыльный мог вспомнить лишь не совсем пристойные кабацкие куплеты, так что затею пришлось прекратить. Племянница хозяина села играть в шахматы с его племянником и просила его непременно ей проиграть, а затем сами мужчины составили партию. Радостно было видеть, что племянница Райнера, Элия, разговаривает с людьми и хорошо проводит время, ведь раньше эта болезненная и скромная девушка почти не выходила из своей комнаты и робела, даже случайно встречаясь со мной в саду. И всё же впечатлений было слишком много для неё, и в один момент с ней случился обморок - впрочем, лекарь подтвердил, что ей ничто не угрожает, и, придя в себя, она сразу же, как послушная племянница, поспешила к ожидавшему её дядюшке.
К нам выходил один из приезжих инквизиторов, брат Саймон, и говорил о том, что проверке разрешающих документов на пользование артефактами не стоит противиться - порой в самых простых и привычных вещах таится зло, а порой давно свершённый грех бросает длинную тень на будущую жизнь. Я сразу вспомнил о грехе, который совершил в юности, и, увидев по моему лицу, что меня что-то гнетёт, брат Саймон пригласил меня в кабинет для разговора. Я рассказал, что когда я был ещё молод и слеп для света Господнего, одна замужняя женщина, которая была в меня влюблена, после моих грубых слов отравилась - или же была отравлена ревнивым супругом; её гибель открыла мне глаза на опасность и пагубность страстей, и около года спустя я вступил на путь служения Богу и людям, дабы не искупить, но лишь немного уравновесить свою вину.
Инквизиторы показали мне письмо. Столько лет спустя я сразу узнал почерк Эрмины и, дрожа, невидящим взглядом проглядывал обманчиво ровные строки. В этом письме она рассказывала некоей Хельге о своей несчастной любви и давала понять, что готовится к смерти. Только это мне и нужно было знать: мои худшие опасения подтвердились, она взяла на себя грех самоубийства. Не замечая этого, я смял вновь сложенное письмо, сжав его в пальцах. Инквизиторы сомневались, мог ли неупокоенный дух Эрмины преследовать меня теперь, столько лет спустя, если некому было помочь ему проникнуть в дом. Я ничего не смыслил в духах и мог только обещать, что если выяснится, что моё присутствие подвергает опасности домочадцев, я удалюсь в монастырь, я сделаю всё возможное, чтобы оградить их от угрозы.
Когда я вернулся в гостиную, брат Морис, инквизитор, работавший в маске, разговаривал с Максимилианой, которую брат Николас обвинял в отказе от молитвы. Она объясняла, что готова молиться с кем угодно из служителей церкви, кроме этого человека, за которым знала недостойные деяния. Поскольку я ничего об этом не знал, племянник Райнера показал мне ещё одно письмо. Оно было длинным, в нём также упоминалось имя Хельги, и речь в нём шла о некоей опасной связи с мужчиной, который лишь играл чувствами этой девушки... строки поплыли у меня перед глазами, ведь я словно читал историю Эрмины с иной стороны. Я спросил, кто эта Хельга и как помочь ей. Племянник ответил, что так звали её подругу, и слишком поздно спешить на помощь: она была влюблена в инквизитора Николаса, а тот избавился от неё, объявив ведьмой и приговорив к сожжению на костре. Сложно было поверить в то, что это правда, но служители церкви - тоже люди, и они тоже могут творить зло. Брат Морис обещал разобраться, как только расследование окончится.
Теперь и брат Морис заметил, что я чем-то взволнован, и пожелал поговорить со мной наедине. Ему я также поведал свою историю и упомянул, что письмо, адресованное Хельге, находилось у остальных инквизиторов. Он, как и его братья прежде, говорил, что моей вины в гибели Эрмины нет, - но её грехов, прелюбодеяния и самоубийства, не было бы, если бы не я, и я не нуждался в оправданиях. Брат Морис даже сделал замечание о моей гордыне, решив, что я беру на себя слишком много ответственности, - но я всегда знал, что зло в мир принёс не я, но Дьявол, а я своей слабостью лишь позволил ему свершиться. Все люди слабы. Но все платят за свои дела, и Бог не взимает непосильных долгов. Я всех братьев инквизиторов заверил в том, что поспособствую им в деле спасения душ этой семьи, ежели понадобится, - а неправедных, думал я, рассудят люди и Бог.
Ночь продолжалась. Элии дядюшка обещал по окончании расследования устроить бал, и она начала готовиться заранее, разбудив домашнего музыканта. Она пела, Максимилиана и Мередит танцевали, я подпевал старинным языческим балладам, ведь даже в древние времена люди тянулись к свету Господнему, отражённому в сотворённой Им природе, - и я не мог заподозрить в семье, в которой провёл несколько лет, дурного умысла. Я честно рассказывал братьям, что знал Леманнов достаточно долго и хорошо, и лишь Элию до сего дня знал мало, - но она могла оказаться разве что жертвой злой магии; впрочем, если одним из поводов её посещения дома дядюшки было слабое здоровье, которое она должна была поправить в провинции, то, значит, недомогания случались с ней и прежде.
Наконец, брат Саймон пригласил меня выйти в сад и спросил, что я выберу - служение Господу или верность этой семье. Я ответил, что два этих пути есть одно, ведь Господу угодно, чтобы эти люди были спасены. И подтвердил, что какими бы ни были средства спасения, я к ним готов и надеюсь лишь, что мне не придётся взывать к милосердию инквизиторов, ведь наш Господь милосерден. Быть может, брат Саймон и доверял мне, но он не сказал мне ничего конкретного, кроме подозрений, что из этого дома может происходить скверна. Что я мог сделать, возвращаясь к домашним? Предупредить их - но как и для чего? Я мог только говорить им, что инквизиция и Церковь не желают им вреда и работают для того, чтобы обеспечить их безопасность, если слухи были всё же правдивы, или очистить их репутацию, если слухи были ложны. Что ради этого можно было потерпеть неудобства, и что спрашивать инквизиторов о том, чем именно они заняты, я не могу...
Но терпение Райнера иссякало. Он требовал, чтобы ему были предъявлены официальные обвинения, и отказывался сопровождать инквизиторов в осмотре дома без меня либо одного из членов своей семьи в качестве дополнительного свидетеля. Образумить его в такой момент было бы совершенно невозможно. Ему позволили взять с собой его племянника, и осмотр начался. Остальные гости разбрелись по дому и саду, вино было выпито, хотелось дремать; в стихшем зале на диване возникали разговоры то о душе, изучить которую так же, как тело, анатомическими и алхимическими методами невозможно, то о первородном грехе, искупаемом при крещении. Иноземцу-лекарю идея первородного греха понравилась - он, похоже, поклонялся своему роду и предкам и считал, что дети должны отвечать за поступки родителей.
Первым итогом ночи стало решение инквизиторов забрать Элию в резиденцию епархии, дабы продолжить выяснение, не было ли оказано на неё магическое влияние. Ей стало дурно, все бросились к ней, и тут рухнула книжная полка, чудом никого не убив - инквизитора Николаса лишь немного задело, брат Морис успел оттащить Элию в сторону. Ничего необычного в расшатавшейся деревянной полке не было - но все разговоры стали вращаться вокруг неё, словно больше ничего не происходило, словно инквизиторы только что не подтвердили, что племяннице хозяина нечто угрожает. Словно гости нарочно заговаривали зубы домочадцам, чтобы они лишними вопросами не усугубили своё положение. Прошло ещё некоторое время, показавшееся вечностью, - и инквизиторы объявили, что арестовывают хозяина дома, и к его сестре и племяннику у них также были вопросы.
Райнер обвинялся в "укрывательстве и пособничестве" неким нечеловеческим сущностям, из чего я заключил, что он мог не подозревать о происходившем на его землях; инквизиторы первыми предложили мне выступить в защиту моего духовного подопечного, и я подтвердил, что буду свидетельствовать в пользу господина Леманна на суде. Райнера увели, а его племянник неожиданно попросил меня об исповеди. Мы заперлись в опустевшем зале, и тут он сказал, что племянница Райнера была на самом деле воплощённым духом его погибшей подруги, вернувшимся, дабы обличить Николаса и помочь добиться справедливости. Райнер при помощи некоего мага привязал духа к артефакту, который ныне находится у него, и племянник переживал, что связь будет нарушена и жизнь духа окончится. Я ответил, что душа бессмертна и умереть не может, но не может и продолжить земной путь заново - её ждут иные, неисповедимые пути, и необходимо её отпустить, как бы тяжело это ни было, как бы ни хотелось что-то исправить. Люди бывают несправедливы, но смерть справедлива всегда - ибо так угодно Богу, чтобы каждый уходил в свой срок, хоть и мало кто оказывается готов к смерти и многие хотели бы продолжать жить.
Я говорил и вспоминал об Эрмине. Хотел бы я, чтобы она вернулась, пусть ненадолго? Чтобы что-то сказать, чтобы... что-то услышать? Соблазн для человеческой слабости слишком велик. Поэтому я не мог осуждать Райнера, который пошёл на сотрудничество с тёмной магией, чтобы совершить благое дело. Если он честно поведает свою историю - за обращение к колдунам он, безусловно, понесёт наказание, но добрые намерения наверняка ему зачтутся; инквизиция не была нам врагами - кроме одного брата Николаса. Племянник Райнера передал мне дневник Хельги, дабы я не дал этому делу кануть, если с ним самим что-либо случится; я пообещал, что вместе мы пресечём зло, чтобы больше ни одна женщина не пострадала.
Дождавшись конца разговора, к нам присоединился Гельмут и объявил, что в отсутствие хозяина дома будет исполнять его обязанности. Он предложил не ехать в резиденцию прямо сейчас - инквизиторы наверняка позволят остальным подозреваемым переночевать дома; также необходимо было отправить почтовых голубей к жене Райнера и его сестре, матери его племянника. Отныне нам предстояло втроём отстоять жизнь и свободу своих родных. Почему Райнер не сказал мне раньше... впрочем, это было бы рискованно: я мог бы, не зная всей правды, выдать его брату Николасу и всё испортить. Я был благодарен за доверие, оказанное мне теперь - когда рассвет принёс новый день.

Я готовился к более жёсткому противостоянию инквизиторов и Леманнов - но и те, и другие в итоге существовали почти автономно, быть может, не хватило каких-то триггеров. Если учесть, как менялся каст в последние дни перед игрой, и что пара игроков просто не смогла доехать - мастера герои уже потому, что всё заверте и атмосфера тревожной ночи в поместье была соблюдена. Но поиграть в сплочённую семью всё ещё хочется. Хоть опрос проводи: сложившаяся хотя бы за месяц до игры, не меняющаяся и хорошо сыгранная команда - миф или реальность? Пока я только об сыгровки Пёсьего Двора радуюсь. Но понимаю, что если бы так было везде, меня бы не хватило
Благодарности и вопросы
Мастерам спасибо за вкусный мир, за вплетение обвма в сюжет, за вкусное малиновое вино
Неуловимые стриксы [Ранн и Зой], спасибо за инквизиторов, с которыми было легко общаться несмотря на то, что инквизиторами они не были. Абилки вычислять нечисть у меня не было, но у меня и подозрений не возникло в том, что с инквизиторами может быть что-то не так - если это что-то и было, то за закрытыми дверями. А в остальном действовало знание о том, что нечисть не молится и не крестится. Со стороны Леманнов тоже было слишком мало поводов к разоблачению, увы, - одних обмороков болезной девушки было явно недостаточно.(
Леди Макс [Тигрисс], спасибо за чудесную светскую вдовушку, которая в глазах падре была просто легкомысленной и непосредственной избалованной красавицей. Опять же, любопытно, существовала ли возможность додуматься и раскрыть её принадлежность к культу?
Элия [Тианит], спасибо за милую девочку, её "женихов" и "менестрелей", за то желание защитить, которое она вызывала.
Племянник [Шерхан], спасибо за искреннего и светлого персонажа, который даже на расстоянии вызывал доверие. Он нашёл в себе огромную смелость пойти против злоумышленника, наделённого властью, и хочется верить, что у него всё получится.
Всей семье, духовным лицам, прочим гостям - спасибо за яркие образы и все взаимодействия, разговоры о религии и не только, стихи, игры и песни.

В восемь утра я был дома, упал спать до полудня, а теперь у меня есть ещё целый вечер. И финишная прямая до Завода.

@темы: moments of life, friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, гнездование пернатых, иссен, i'm a master of toys