Посмотрел на Goretober - не зашло. Посмотрел на Writober в варианте-у-Тас и в варианте-у-Лиэс - не зашло. А все пишут, и мне тоже хочется. Памятуя об идее, о которой слышал от Вольта и Холло, - не браться за что-то новое, пока не закончишь старое (в идее говорилось про целый год, но у меня столько незаконченного нету), - вытащил и реализовал древний гештальт. Сто раз успел забыть, каким изначально задумывался этот текст, но лучше придумать заново, чем вспоминать.
Тем более скоро три года, как этот персонаж со мной. Осторожно: поток пафосного бреда, nothin' more.

Название: Осенью танцевать
Размер: ~540 слов
Канон: Пёсий двор
Категория: джен, постслэш(?)
Предупреждения: безумие и галлюцинации
Размещение: со ссылкой на автора

ЧитатьТам, где прежде приходилось на каждом шагу останавливаться и пропускать извозчиков, теперь разбили бульвар - удобно: идёшь, огибая клумбы, держась за прохладную ладонь и беседуя. Мелкий дождь пахнет жестянкой из-под рыбы, даже если мыть пальцы с мылом - на них остаётся этот скользкий запах. Ещё долго вечером, за чаем, будешь как бы невзначай подносить руку к лицу, как оскомину трогать языком, - а дождь будет с тобой. И за окном, и здесь, на кончиках пальцев.
В безветренном промоченном воздухе ныряют листья - слишком занятые попытками взлететь, чтобы заметить, что падают. А графу нравится смотреть, как его спутник подставляет им ладонь, словно птицам, - а листья уворачиваются, и в ладонь падают только капли дождя.
- Смерть делает их такими красивыми и свободными. - он без всякого сожаления наступает на листья, распластанные на мостовой. - Это несправедливо.
- Даже я не могу запретить им умирать.
Листья не даются в руки - но под ноги ложатся, как паркет. Блестящий, свежий и немного липнущий к подошвам. По такому бы танцевать, чтобы сердце, когда оскальзываешься, вытягивалось, как кошачий глаз, в струнку, - скучно ведь, когда ведёшь и совершенно невозможно поскользнуться. Лужи куинджевского стального блеска - вместо зеркал. Фонари вместо люстр. Дождь вместо шампанского.
И ветер - точь-в-точь как из распахнутого кем-то балкона - швыряет навстречу кленовый лист. Среди жёлто-зелёных, как карта сельхозугодий, пятнистых, почерневших - он один алый. И он мог бы ещё ускользнуть, влажный и дрожащий, как форель во льду, о которой также никто не спросит, как давно она мертва, - но граф прижал его к груди ладонью. Успел. Поймал. То, что не купишь, разве что в виде акварели, - только на акварелях листья сусальные, тёмно-винные, цвета охры, будто художники и не знают, что бывают листья такого чистого цвета. То, что можно отдать только прежде, чем оно коснётся земли, - в сущности, всё равно что отдать сердце.
Лист так похож на ладонь. Совпадает каждой прожилкой. Ладонь так похожа на сердце - если сжать и разжать. Сжать и разжать. Если сжать и разжать, она тоже устанет.
Отняв ладонь от груди, вдруг видишь, что листа и нет. Просто ладонь в крови, и на белой рубашке остался её отпечаток, и ветер, пахнущий рыбой, гуталином и мокрой газетой, сквозит через тебя навылет, словно кто-то забыл закрыть ставни и дождь промочит паркет неловкой собачьей лужей.
Но если одной рукой ты зажимал сердце, чтобы не сорвалось, как осеннее яблоко, а в другой руке трость, вот она, набалдашник с лошадиной мордой скалится почерневшим серебром, - то кто держал тебя за руку озябшими пальцами?
Рядом нет никого. А рубашка совсем промокла и стыло липнет. И нужно вернуться домой, сменить, пока никто не заметил, но крови слишком много. Мелкими каплями, которых не смыть ни душистым мылом, ни тем дешёвым, из жира и дёгтя. Алыми пятнами на мостовой - кленовыми, берёзовыми, терновыми, узорными, как доски паркета, боишься поскользнуться на крови и вечно скользить мимо танцующих пар, как капля шампанского по стенке бокала. Серебряные лошади, форель и акварель... И как оказался на кладбищенской аллее, если шёл по бульвару?
Обманчиво невесомая осень стреляет почти в упор. Незаметно расплёскивает сердце клочьями по ветвям и лужам. Они кружатся в воздухе, в шелестящей утешительно тишине, такой тишине, как за мгновение до оваций, - не поймаешь, но можно запретить подметать их в эти могильно-нелепые холмики.
И удобно всё-таки, что здесь теперь мостовая.