Здесь был пост-канонный ХоэльоКогда-то давно, мне уже не вспомнить, когда именно, я по неосторожности оцарапал сердце. И что-то осталось в нём, заноза, шип, что-то, что ворочалось в нём, не то стремясь вырваться наружу, не то – забраться поглубже. И – проросло пустоцветом, никому не принеся плодов. Так почему же именно я оставлен был жить, для чего мне – эти ненужные годы? Как смириться с подобной несправедливостью, как принять, как преодолеть отмеренное чьим-то недосмотром время, если оно в один миг остановилось?
Когда листья устают держаться на ветвях, к ним приходит осень. И шорох, с которым они отрываются наконец от дерева и ложатся на землю, – на самом деле вздох облегчения. В природе всё происходит в срок, и никому не приходится думать ни о будущем, ни о прошлом. Старого гальго, дремлющего у камина, не терзает память об азартных охотах. Лисице, попавшей в капкан, неведомо чувство надежды на избавление. Когда смерть приходит к ним, мне нечего возразить ей. И лишь человек либо не успеет испить до дна свою чашу, либо осушит её слишком быстро. Вот и в моей – на глоток было отмерено.
Но я не философ. Я всего лишь учёный. И мне когда-то казалось, что, постигнув законы природы, я постиг саму жизнь. Но она неподвластна законам, и вот за самонадеянность я наказан – жизнью. Я устал от безвременья, устал держаться за свой выдуманный мир, устал держать его. Он тает перед усталыми глазами, растворяется в сумерках, а я всё боюсь отпустить, вглядываюсь пристально в каждую веточку, в каждый лист, каждый бутон. Прикасаюсь усталыми пальцами, а он осыпается под ними, облетает, и для него это только начало.
А я всё прислушиваюсь к сердцу – шевелится ли в нём ещё, отцветая? Всё боюсь заснуть, чтобы не спутать во сне прошлое с настоящим, не терять всякий раз, просыпаясь. Кто-то может петь, кто-то может танцевать, – красоте всё равно, произрастать ли из радости или насыщаться тоской, – а я могу лишь бродить всю ночь по саду, в котором мне нет и не было места.
Когда-то давно – и я благодарен за этот случайный миг – я по своей же вине оцарапал сердце, и оно сжималось, выталкивая кровь полуденно-летним жаром. Но однажды наступает предел, когда пыл превращается в пыль. В седой пепел, обманчиво мягкий, обманчиво тёплый. И нечему гореть, а всё удерживает этим теплом усталое сердце на одинокой ветке, не отпускает в стылый холод вечности. Но придёт долгожданная осень, и хлынет ливень, и этого будет довольно, чтобы смыть с души пепел, смешать земное с землёй. И тогда она, свободная, как кленовый лист, подхваченная слепым и безжалостным ветром, сама найдёт, где лечь под ноги.
Непременно найдёт.
Попсовая тумблерокартиночка нагло скрадена у Солнца, спасибо. :3